Прошло почти два года с момента подавления восстания в Беларуси. Многие анархисты оказались в тюрьмах, другие были вынуждены бежать из страны, опасаясь репрессий. В этом тексте Анархический черный крест Беларуси поделится мыслями о том, каково это — продолжать вести антирепрессивную работу, когда прежнего движения не существует.
После 2020 года беларусские анархисты практически равномерно распределены между тюрьмами и эмиграцией. Коллектив АЧК-Беларусь, действующий более 14 лет, тоже был вынужден уехать из страны, чтобы продолжать работу.
В течение первого полугодия в миграции товарищи, казалось, стремились держаться вместе и взаимодействовать с намерением если не повлиять на смену режима в стране, то хотя бы привлечь внимание к 30+ анархист:кам и антифашист:кам, оказавшимся в тюрьмах.
Разумеется, эти порывы сильно сдерживались необходимостью наладить жизнь и легализоваться на новом месте, незнанием местного языка, рассеянностью людей по всей Европе и Азии, а также депрессивным состоянием, вызванным вынужденной миграцией и отсутствием каких-либо личных или политических перспектив .
На стратегических встречах коллектива мы начали обсуждать, что будем делать, если останемся одним из немногих или единственным анархистским коллективом из Беларуси. Мы задавались вопросом: если движения больше не будет, будет ли наша работа иметь смысл? Мы не считаем себя благотворительной группой, которая существует исключительно для помощи тем, кто подвергается репрессиям. Мы рассматриваем нашу работу как политическое действие, актуальное и эффективное только при условии наличия движения, на которое мы можем опираться, а не только «обслуживать» и отчитываться за проделанную работу.
Наши трудности во многом связаны с контекстом, в котором формировалась и функционировала наша группа. Стремясь избежать репрессий, члены коллектива оставались анонимными даже для самых доверенных товарищей. Это создавало проблемы со сбором денег внутри беларусского движения, отсутствием каналов прямой коммуникации с другими группами и отдельными активистами без ущерба для анонимности и невозможностью лично вмешиваться в острые ситуации репрессий. Мы не могли обойтись без помощи товарищей «в поле»: при сборе передач, присуствии на судах, личном общении с адвокатами — тогда как мы старались обеспечивать активистам уверенность в том, что их возможные расходы в случае репрессий будут покрыты движением, а не станут бременем для родных. Мы также старались развивать культуру коллективной безопасности, которая помогала бы избежать возможных расходов и репрессий из-за пренебрежения правилами безопасности.
Это также создало дисбаланс в плане ответственности за антирепрессивную работу — эта задача перестала быть коллективной. Было ощущение, что товарищи в основном полагаются на АЧК в плане сбора денег и организации адвокатов, что было нормально, пока под нашей опекой было небольшое количество заключенных.
Но все резко изменилось после того, как многим из нас пришлось уехать, а число заключенных увеличилось в геометрической прогрессии. Сейчас складывается ощущение, что движение постепенно схлопывается, многие выбирают жить обычной жизнью, в то время как мы как члены АЧК не можем себе этого позволить, поскольку считаем своим долгом поддерживать 30 с лишним товарищей, отдельные из которых приговорены к 15-20 годам заключения.
Интересно, что покинув репрессивный контекст и оказавшись в более безопасной среде, часть беларусских анархистов утратили потребность в поддержании контакта или опоре на сообщество. А стремление избежать любых столкновений с прошлой реальностью в виде писем заключенных товарищей или сообщений о продолжающемся давлении на них в тюрьмах вполне объяснимо как механизм психологической самозащиты. Активисты травмированы, устали и нуждаются в отдыхе. Некоторые, вероятно, не вернутся из этой активистской «академки». В то же время, поскольку им лично больше не нужна поддержка АЧК-Беларусь, нет необходимости следить за нашей деятельностью и взаимодействовать с нами. Раньше люди донатили АЧК, зная, что эта структура защитит их и их товарищей в случае необходимости. Теперь это кажется неактуальным.
С другой стороны, беларусские анархисты после переезда оказались в более либеральных странах, где можно безнаказанно организовывать общественные кампании и информационные или фандрейзинговые мероприятия, но они не спешат использовать эту возможность для сбора средств для своих заключенных товарищей. Даже для таких простых задач, как помощь в верстке книги заключенного или создание дизайна для рекламы наших кампаний, сложно найти желающих.
Со временем активисты также разочаровываются в борьбе за перемены в Беларуси, потому что на самом деле невозможно сильно повлиять на ситуацию, а активность в изгнании ощущается как фальшивый и сектантский активизм ради активизма. Кроме того, как и в большинстве политических движений, «срок годности» анархиста составляет 3-5 лет. Это значит, что чем больше времени проходит в эмиграции, тем меньше у нас будет становиться товарищей, при этом притока новых людей почти нет, так как диаспоры не так многочисленны и в основном состоят из таких же уставших, травмированных и деморализованных мигранто:к.
На этом фоне АЧК-Беларусь становится специализированным рабочим коллективом, который, похоже, должен нести ответственность за организацию полноценной и долгосрочной поддержки наших заключенных товарищей. Стоит ли говорить, что мы тоже травмированы и устали, просто нет никого, с кем мы могли бы разделить или передать это бремя, так что нам приходится нести его самим. Конечно, не все так плохо, мы все еще можем положиться на отдельных товарищей, и их помощь бесценна, просто с каждым годом нас все больше беспокоит мрачная перспектива будущего.
В любом случае, наши заключенные товарищи по-прежнему нуждаются в поддержке, сейчас больше, чем когда-либо. Чтобы поддерживать тот уровень финансовой помощи, которую мы оказывали им раньше, нам нужна ваша помощь. Совсем недавно мы запустили кампанию по поиску Соратников и Соратниц, которая подразумевает формирование отдельных групп, готовых взять под опеку одного/одну из заключенных и ежемесячно покрывать все или большую часть его/ее тюремных расходов.
Подробнее о кампании читайте на этой странице.