Товарищи из Анархического Черного Креста Иркутск взяли интервью у одного из анархистов, попавших под волну репрессий в Чехии.
— С чего всё началось? Что спровоцировало твое задержание?
И: Я бы начал с того, что ситуация была напряженная в целом. С конца апреля 2015 в рамках операции “Феникс” начались массовые задержания и допросы активист_oк. В том числе и меня вытянули на допрос, в ходе которого я стал свидетелем по делу о «распространении и пропаганде «экстремистских» идей революционного толка”, свидетелем по делу о «ущербе муниципальной собственности». Из меня всеми правдами и не правдами пытались вытащить информацию. Всё было достаточно классически, игры в плохого-хорошего полицейского, игра «найди знакомых среди этих людей на фото», запугивания. На протяжении 8-и часового допроса мене обещали, что приедут коллеги из ФСБ РФ, что бы “побеседовать”. Но так никто и не прибыл. Они плотно сотрудничали с спецслужбами РФ и позже предоставили бумаги, запрошенные из России, в которых российскими ментами написано, что я, являюсь членом «анархо-большевистской группы» “Автономное Действие” Да, именно анархо-большевистской, мне это тоже позабавило. В общем, цирк. Самое неприятное, что камеру и ноутбук у меня забрали по приезду в отделение, я подписал, по глупости, бумагу с перечнем вещей сданными на хранение, позже выяснилось, что вещи изъяты для проведения следственных работ и бумага которая была мною подписана, подтверждает, что я согласен на использование перечисленной техники в следственных мерах. В суде, к слову, материалы с компа, (который они очевидно взломали) и были использовали против меня.
После меня отвезли в соседнее отделение, незаконно взяли днк, одорологический след (который и стал в последствии основным «доказательством» обвинения) отпечатки пальцев и сделали снимки. Хоть пособие по активистским ошибкам пиши.
– Можешь прокомментировать ситуацию с допросом? Судя по всему, ты сам заметил, что допустил ряд ошибок в соблюдении своих прав при допросе, какие выводы ты сделал?
И: На самом деле, самый распространённый ляп, который может сделать активист – это не знать, как защитить себя. Опустить просвещение в активистской безопасности, как что-то второстепенное. Теперь я могу сказать, это то, что незнание своих прав может привести вас в неприятную ситуацию. Я мог отказаться от сдачи анализов или отпечатков пальцев, от сдачи вещей «на хранение» и вообще от того, чтобы с ментами разговаривать без адвоката. Я мог в конце концов не приходить на этот допрос, но я не знал своих прав, а коп который поймал меня у моего общежития, убедил, что я не могу отказаться от допроса согласно законодательству. В общем да, я растерялся, что это другая страна с другими законами. Но в целом, правила просты: не давай информации, читай внимательно бумаги, которые подписываешь, ознакомься с правовыми положениями страны где находишься заблаговременно. Я несколько пренебрег своей безопасностью.
– Что случилось после? Когда тебя арестовали?
И: По прошествии 8-и дней. 26 июня в городе Брно, проходила антифашистская контр-демонстрация, в ответ на митинг ультраправых. Буквально на соседней площади. Стоячий митинг, музыка, навес и прочее. Но антифашисты не намеревались стоять поодаль и косо поглядывать на наци. Сформировав колонну и взяв баннеры, мы замутили наступательное действие. Показать, что мы готовы и в силах выступить против них, а не просто стоять и говорить. Сначала между двумя враждующими лагерями вышел “миротворческий блок”, позже появился спецназ, угрожающе выхватывая телескоп-дубинки. До прямого конфликта не дошло, но во всей этой суматохе проявились копы, которые, судя по всему, пришли за мной. Выловили меня из толпы, попросили документы. Я показал документы. А потом уже почувствовал, что что-то пошло не так, когда мне сказали, что-то вроде «для более безопасного выяснения личности я должен проследовать в отделение иностранной полиции». Они не сообщили причину и я отказался идти с ними, когда меня начали удерживать за руки, сел на асфальт и они меня утащили силой. Уложили на асфальт, надели наручники и упаковали в машину. Отвезли в отделение, присвистывая “допрыгался, сам знаешь за что тебя взяли”. Насильно меня сфотографировали, я не дал разрешение и увернулся, они применили силу, что бы зафиксировать мое лицо, может это и звучит мелочью, ведь в России людей в отделениях избивают и пытают, но я не вижу смысла заминать подобные детали. Ментов надо щемить за каждую мелочь. В то же отделение привезли ещё несколько человек с демонстрации. Весь этот вечер я провел в разных камерах. Меня переводили из камеры в камеру, а ночью повезли в Прагу, и сообщили мне статус подозреваемого в нападении на дом министра обороны Чехии. Через день у меня провели обыск в общежитии. Там было 10-12 полицейских. Я стоял перед общежитием в наручниках, мимо меня проходили однокурсники и почти все боялись даже посмотреть в мою сторону – иностранцы ведь на птичьих правах. Из обыска сделали шоу абсурда, 10 человек фотографировали все, диски, стикеры, книги и пр. Изъяли телефон, симки, флеш-карты, плеер. Книги и брошюры задокументировали, но не изъяли. Ноутбук и камеру я получил только после тюрьмы. После обыска статус поменяли на обвиняемого. Потом суд. Адвокат предупредил, что скорее всего меня отправят в местный аналог СИЗО, на содержание строгого режима, по сути тюрьма. Строгий режим дают тогда, когда одна из причин заключения – опасение, что будешь пытаться повлиять на следствие. Две других возможных причины – вероятность скрытия от следствия и вероятность того, что будешь продолжать преступную деятельность. Судья усмотрел в моём случае все три причины.
– Как ты оцениваешь, был ли ты морально готов оказаться в заключении?
И: Да. Я понимал, что я могу задержаться в тюрьме, но не знал, как долго.
Для доказательства того, что меня можно отпустить, адвокат организовал документы, что я поступил в университет и закончил курсы чешского языка, девушка за меня заручилась. Но судья назначил самые строгие, для такого случая, условия: содержание под стражей, вся моя корреспонденция задерживается на 14 дней, все читается и фильтруется, свидания только для адвоката и членов семьи – которая вся в Сибири. В общем, адвокат заходил.
– Какими были условия содержание в заключении и отношение надзирателей к заключенным, к тебе?
И: Первый день я был в одиночной камере. Я написал заявление о вегетарианском питании, так как в веганском мне сразу отказали. В последствии, я ел только то, что было веганским, и долго боролся за введение веганского питания. Я обосновывал это как с физической, что у меня могут быть проблемы со здоровьем, так и с этической стороны. Мне дали понять, что я в тюрьме, а не на отдыхе, и в общем-то мне лучше притихнуть. Но я понимал своё положение и мне хотелось им помотать нервы. Как и веганское питание, средства для обработки пирсинга я не выбил, но тюремщики были на нервах. Когда Анархический Черный Крест посылали еду (макс. 5 кг за 3 месяца), половину не пропускали. Кстати, минутка доброй рекламы, но я просто не могу об этом не упомянуть. Я передаю благодарность АЧК и друзьям и товарищам из России, они отправляли мне деньги, что-то шло на адвоката, что-то на специальную карточку для заключенных и я мог покупать что-то в магазине, а без этого с веганским питанием бы было тяжко. В целом помещения были чистые, еда по качеству адекватная, но очень странные представления о вегетарианской пище – суп на мясном бульоне, но без кусков мяса считается вегетарианским. Что до надзирателей, отношение конечно предвзятое, на тебя смотрят как на преступника априорно. В духе «не спроста попал сюда», если у тебя какая-то просьба, всегда видят в этом хитрость и уловку, что типично для мест лишения свободы. Насилие в тюрьме ко мне не применяли.
Я не могу сравнить чешские тюрьмы, поселения временного содержания и прочие подобные места с российскими аналогами. Я не был в российских местах лишения свободы, кроме одного эпизода, когда мы сидели 2 дня в ИВС за антифашистский баннер (этот факт чешская полиция очень тиражировала, стараясь предоставить как можно больше “негативных сведений” о мне). Но очевидно, что быть, как сейчас принято говорить, россиянином в европейской тюрьме это одно, а быть в заключении на территории РФ – в разы жестче.
– Расскажи немного о правилах в СИЗО. Какими было взаимодействие с сокамерниками?
И: Это не совсем обычное СИЗО. Это тюрьма, только один блок был отведён под находящихся под предварительным следствием. Строгий режим, по-крайней мере там он считался таковым. Нас всегда обыскивали, куда бы мы не шли – в душ, на прогулку. Входишь\выходишь – обыскивают, иногда например не давали взять на “прогулку” книгу. Иногда заходят в камеру и переворачивают все вверх дном. Заставляют раздеваться догола для осмотра почти каждый день, приседы. Сама камера максимум на три человека, обычно примерно 4х3 метра, которые в основном заняты кроватями и тумбочками.
Еду раздают в окошко. Подъем в 5.45, завтрак, “прогулка” – нас выводят в помещение во дворе тюрьмы, три стены, места примерно как в камере, только из мебели иногда попадается лавочка. Решётка над головой. 2 раза в неделю душ, культурный час: настольный футбол (обычно сломанный) или телевизор. Возвращаемся в камеру, ждем ужин. После ужина ждешь темноты и сон. Читал журналы, который передавал адвокат, и книги из местной библиотеки. Из интересного нашёл Гашека, Шекспира, Марка Твена и книжку одного британского антрополога. Я никогда в жизни столько не читал за раз, ценность книг в изоляции резко возрастает. Я реально уставал от чтения. Отношения с сокамерниками были нормальные. Вообще иногда кто-то подерется их рассадят по разным камерам. Но у меня никаких конфликтов не было. Сокамерник помогал с веганским питанием – я ему давал всё не по-вегану, а он мне – наоборот, да ещё сам написал заявление на вегетарианское питание – вдохновился.
– Сколько в итоге ты пробыл в заключении?
И: 3 месяца.
– Как в целом СМИ характеризовали тебя?
И: Вообще, обо мне поначалу писали, что я анархо-большевистский про-путинский агент, который решил проучить министра обороны, который не поддерживает политику РФ, но поддерживает Америку. В поддержку этих слов приводили случай, когда министру приходили анонимные письма, угрожающего характера, про то, что он дружит с Америкой, а не с Россией и он принял неправильное решение. Всё в таком духе. Как и в случае с заключёнными в рамках операции “Феникс” анархистами, СМИ моментально забыли о презумпции невиновности и сразу писали, какую хорошую работу провела полиция, как оперативно сработала. О том, что на самом деле налогоплательщики финансировали сфабрикованную полицейскую операцию, СМИ начинают вскользь предполагать только сейчас.
– Что ты можешь рассказать о текущем положении дел?
И: Даже следователь признаёт, что это дело никуда не продвинется, и если даже дойдет до суда, то оно распадется. След, который учуяла собака, можно искусственно изготовить, это ненадёжное доказательство, пес мог просто ошибиться. Основные положения обвинения по сути – что я участник протестного движения, что там и там я нес баннер, что-то говорил в мегафон. И что я так же участвовал в различных акциях и в РФ. Сами материалы дела – это лишь указание факта о запахе на бутылке, которые, как я уже говорил, можно опровергнуть. Обвинение так же во многом строится на домыслах, что я, например, приехал в Чехию создать антиправительственную ячейку и совершать соответствующие действия, после чего скрыться в Испании – это они взяли из моего телефонного разговора с матерью, я тогда пошутил, что скрываюсь от государства в Испании на виноградниках, а потом я это прочитал в материалах дела. Официально они прослушивали мои телефонные разговоры с середины июня.
Интересно, что чешская полиция плодотворно сотрудничала с ФСБ РФ. Как сообщила чешским копам ФСБ, я был дважды осужден за нарушение провидения митинга. В Чехии не нужно санкционировать митинг, если ты не перекрываешь проезжую часть, так что я думаю, что они намеренно не в вдавались в подробности причины задержания, которые и по российским меркам достаточно смехотворны. Просто хотели создать дополнительное напряжение и впечатление, что я «бывалый революционер», нарушитель порядка и т. д.
Сейчас копы поняли, что на суд дело не тянет, и обвинили меня в граффити на тюремной стене, объединив это обвинение с предыдущим. На десерт, районный суд, куда было передано дело, отказался его рассматривать из-за несоответствующих статей УК. Официально они направили дело в другой суд, верховный пражский суд, который в течении примерно месяца или более решит, где дело будет рассматриваться и какие статьи там будут вменяться. Тут самое интересное: районный суд предлагает переквалифицировать дело министра на терроризм, плюс намекает, что не исключено, что я участвовал в поджоге машин у того ресторана, который не заплатил кучу денег. Там есть такие дикие отрывки: “… Игорь Ш – личность, активно ангажированная в местном анархическом движении. … действия, которые ему вменяются, являются не случайными нарушениями законов, но целенаправленной незаконной деятельностью, мотивированной местными радикальными и милитантными анархическими движениями, особенно его анти-авторитарными, анти-капиталистическими и анти-системными его частями. … бой против государства, который описывается как враг анархистов, которого необходимо уничтожить. “
Адвокат считает, что это дичь и скорее всего это у них не получится, и делают они только из-за того, что не хотят заниматься этим делом, так как на это очень большое политическое давление. Но если есть политической заказ, то они могут переквалифицировать на терроризм. С разными трактовками статей там от 5 до 15, от 8 до 15, или от 12 до 20 лет. Так и возмещение ущерба не придётся платить. Другим товарищам тоже дали новые обвинения. Хотят нас достать любой ценой. В этом европейская полиция наиболее подобна российской. Штрафы ещё нам всякие приходят. Я нахожусь под подпиской о невыезде. Когда более двух суток не нахожусь по месту проживания – надо отзваниваться ментам заранее. Раз в неделю хожу отмечаться.
– Звучит весьма серьезно, ты наверное нервничаешь по этому поводу?
И. – А что нервничать 🙂 правда за мной, хотя она часто роли не играет. Ну нервничать тут точно ни к чему.
– Что ты можешь сказать об отношении общества к данной ситуации и восприятии твоего образа общественностью?
И: Если бы это было в России, всем было бы все равно. Почти никому, кроме анархистского, леворадикального движения и правозащитников, нет дела до нарушения прав какого-то активиста, здесь же это получило широкую огласку, ситуация со внедрением агентов вызвала общественный резонанс. Общественность возмутилось, ведь “ни кто не может быть осужден за действие на которое его спровоцировал сотрудник полиции”. Сама ситуация с внедрением агентов говорит о провокации активистов.
– Ты позиционируешь себя, как социального активиста? Что это для тебя значит?
И: Прежде всего я позиционирую себя как анархиста. Это определяет то и не только то, как я взаимодействую с другими людьми в области социального активизма, и какие виды социального активизма мне ближе, какие способы и методы я предпочту. Кроме того, у социальных активист_ок из разных сфер разное видение того, почему они это делают, как они это хотят делать и к чему это должно привести. Я вижу социальн_ую активист_ку, как человека, котор_ой удаётся хоть немного порвать завесу отчужденности между людьми, преодолеть атомизацию общества – высунуть свой нос дальше своего быта. азозлиться от того, что происходит, понять, что в разумном человеческом обществе всё должно быть по-другому, найти единомышленников и действовать.
– Если сравнить, условно, российский активизм и чешский, какие главные отличия ты бы привел? Уровень организованности, ответственности, взаимопонимания внутри групп… Или же нет ощутимых отличий?
И: Тут необходимо принять во внимание то, что социальный активизм в Европе и России имеет разный вес. Во-первых, в Европе проще организовывать публичные мероприятия, чиновничество не ставят палки в колеса так нагло, как это делается в России. На эти публичные мероприятия приходит большее количество людей, потому что в целом атомизация общества чуть меньше, на каждом углу декларируются права европейского человека (именно европейского, фактически не-европейским людям здесь живётся не так сладко), и до последних событий (операция Феникс) люди гораздо меньше боялись, что кто-то будет преследовать их за их убеждения или социальную активность. Никто здесь не ожидает, что в отделении полиции, на улице или даже в собственной квартире (как у ЕгораАлексеева и Бученкова) их задержат, отметелят копы, будут пытать, делать им проблемы в семье, на учёбе или работе, как это случается в России. Никаких “титушек” тут тоже нет. Но от ментов на демонстрациях часто прилетает. Плюс есть множество правозащитных и некоммерческих организаций, с которыми полезно взаимодействовать. Существуют центры помощи беженцам, а для антифашистских инициатив открыт огромный простор по сравнению с Россией. Во-вторых, тут реальнее чего-либо добиться митингами, петициями и дискуссиями с администрациями – добиться мелких “побед” в рамках «политических требований». Чиновники, да и общественность в целом на социальных активистов/ок не смотрят, как на маргиналов, которым нечем заняться. Не как в Иркутске, стоишь в пикете против эксплуатации животных в цирке, подходит какой-нибудь «умудренный опытом» человек и «видит тебя насквозь», что ты обязательно «бездельник» и конечно же «ясно, что за бабло тут зад морозишь». Проще говоря, на социальных активист_ок в Чехии не смотрят как на странных людей. Люди тут как-то больше верят в демонстрации и митинги, а социальные активист_ки для них не какие-то странные люди-сектанты, а интеллигентные, сознательные люди, которые имеют свою позицию и читают нужным о ней заявить. Это огромная разница между Россией и Европой, это важная разница.
– Если сузить до активистского круга. Какие контрасты в движении?
И: Если говорить конкретно о самом активизме, то определённые отличия есть. У нас тут тоже, как и в России, иногда на собрания приходят полтора человека, закатываются и теряются люди – никаких чудес. Но потом, на следующее собрание вдруг приходит, скажем, столько людей, что не хватает комнат на сквоте, и тут становится видно самоорганизацию во всей красе: приходят не только ангажированные люди, но и например соседи из домов возле сквота, люди из сетей солидарности. Люди чувствуют важность темы, которая собрала их вместе, используют методы прямой демократии и консенсуса. Мне кажется, у людей здесь в целом чуть больше времени на то, чтобы этим всем заниматься. Тут так же существуют бестолковые срачи между участниками движения и выяснения собственной крутости – но после “Феникса” их мало, репрессии в некоторой мере всех сплотили. Аффинити-группы в движении заботятся друг о друге, здесь со временем больше и больше квир-дружественного простора. Это тоже к вопросу о безопасности – срачи сами по себе угроза движению, а без поддержки со стороны товарищей люди выгорают… Интересно также, что идея аффинити-групп здесь имеет более широкое распространение – она активно и ощутимо задействована почти везде, на демонстрациях в том числе. А после демонстраций все идут в пивные – само собой. Это уже какой-то ритуал, думаю.
– Что ты посоветуешь людям, которые боятся высказывать свою нон-конформистскую позицию, например: выходить на митинги и критиковать политический курс правящего режима, тем, кто боится высказываться на такие темы с коллегами на работе, учебе и так далее?
И: Посоветовать на эту тему человеку в России и человеку в Европе – как говорится, две большие разницы. Здесь в Чехии я таких почти не встречал. В России это уже другая история, там человеку фактически есть чего бояться.
Но кто кого должен бояться? Власть испытывает страх, потому и закрутила гайки – несмотря на то, что по наглым действиям этой власти этого страха не видно.
Я бы посоветовал таким людям начать испытывать отвращение к самим себе. Это может привести к осознанию, что когда я вот так боюсь – то я просто не существую. Бунт – одна из основ человеческого существования, и строить из себя послушного российского гражданина – значит лгать самому себе. Обернитесь против большинства! Вам понравится.
А вообще трудно так посоветовать… Но одно понятно точно: нельзя бояться.