(Продолжение, начало 1 , 2 , 3 )
В первых числах марта к нам, на смену убывшим, закинули еще двоих. Марцелев Сергей оказался политтехнологом кандидата Статкевича. Выражение лица, когда он вошел в камеру, было такое, что мы с Максом немного опешили. Но оказалось, что Сергей «в доску наш пацан». В одной из камер Марцелев приобрел кличку «студент» за то, что имел три высших образования.
Александр К. был крупным российским бизнесменом и по совместительству местной достопримечательностью Американки по прозвищу «Олигарх». Но по оценкам КГБ — преступником. Александр был высокоорганизованным человеком, ко всему имел конструктивный подход. При этом был тверд, добродушен и позитивен. Верховный тюремщик Орлов его ненавидел. Ряд контролеров тоже (например, Вася, когда стоял на раздаче баланды, не давал олигарху хлеба!). Его постоянно перекидывали из камеры в камеру (он побывал в 14-ти из 18-ти), его постоянно возили прессовать на Володарку. Но Саша ушел в жесткий отказ и по этому поводу говорил: «Пусть меня тут лучше сгноят, но я не уступлю, потому что должен быть предел во всем, а у гэбистов его нет». Каждый день физо. Каждый день изучение немецкого, каждый день непреклонность, — одним словом, стальной человек.
Всю неделю мы без умолку дискутировали на темы мирового капитализма и финансового кризиса, перспектив белорусской экономики, рабочего контроля и трудового самоуправления, бандитского происхождения российской политики, и, конечно же, беспредела белорусского режима. Также стали известны подробности «вечной зимы» в других камерах. Речь шла о камере №13, «залетной». Орлов как-то мимоходом упомянул тринадцатую, дескать, «там люди, недовольные жизнью». Оказалось, что в те дни к этой камере было два подхода: шмон через день и шмон каждый день. Там шмотки высыпали из кешеров прямо на пол. Маски могли зайти и разбить дубинками контейнеры с чаем. Там бывали случаи избиения только за то, что человек передал жалобу в прокуратуру прямо в зале заседания суда (январь 2011), а другого, схватив за ворот, закидывали во дворик, но промахнувшись, попали в стенку… «Личный досмотр» ставили на растяжку абсолютно голыми, а контролер задавал узникам уж совсем похабные вопросы.
Кстати, о прокурорской проверке в связи с пытками. Сам зампрокурора Швед с тусовкой белых воротничков соизволил нас посетить. Начальник Орлов на несколько секунд вошел в камеру и обвел всех очень строгим взглядом, затем резко вышел. Зашли прокурорские. Швед пару раз спросил, все ли нормально, и был таков. Напротив двери, на продоле, выстроившись в линию, стояли вертухаи с такими лицами, будто пришли на бандитскую разборку. Естественно, все молчали. Никто не верил этим прокурорам. Мы еще в конце декабря видели, чего стоит эта прокуратура. Тогда Анатолия Лебедько вызвали к врачу (второй раз за день) как раз в те полчаса, когда прокурор ходил по камерам с очередной ежемесячной проверкой. Понятно, что Лебедько бы много чего сказал. Хотя, что толку? Этот прокурор даже не поинтересовался, где еще один арестант. И тут было то же кино. На эту тему есть хорошая иллюстрация: обезьяна, что закрывает себе рот, уши и глаза.
Через дней десять Александра К. перевели. К нам добавили молодого хлопца Дениса. Способный автослесарь, дома остались мать-инвалид и невеста. Впервые мне пришлось увидеть поведение свежеиспеченного арестанта со стороны. Больно было видеть, как день за днем до человека доходило – шаг за шагом – что. по всей вероятности, в прежней жизни осталось все – дело, невеста, мать-инвалид. Тяжелое зрелище…
Писем не было весь март. Никаких весточек от родных. Оборвали единственную ниточку, связывающую меня с внешним миром. Похоже, мои речи не понравились кому-то совсем. Хотя понять их логику тяжело, так что я и не пытался. Время коротали также за чтением, рисованием и беседами. С Максом частенько вспоминали старые добрые деньки с антифа-действия, околофутбольных маневров и панк-концертов. Или креативили на тему кафе-клуба в стиле киберпанк. А вот с Серегой можно было поспорить на темы истории, например, патриотизма времен мировых войн. Или что делать порядочному человеку в случае оккупации НАТО. Марцелев умно и интересно рассказывал об отдельных аспектах политических технологий и рекламы. Еще раньше Федута рассказывал в общих чертах о работе избирательного штаба. Серьезное дело.
Пришла газета, в которой была статья про освобождение Федуты: выпустили на подписку о невыезде. Но нормально порадоваться мы не смогли. Смущала одна деталь. Оказалось, что с нашей камеры его перекинули во вторую, транзитку, в которой он пробыл один…55 дней! Вряд ли кто-нибудь обратил внимание на это обстоятельство, но мы поняли все без слов. Хуже всех мучений – это быть одному и каждый день слышать, как мучают других. На третий день одиночества хочется лезть на стенку, на пятый – подъезжает крыша. Я пробыл в одиночке две недели (максимальный срок наказания в карцере) и я был счастлив, когда перевели к людям. Но почти два месяца…- это кошмар. Тем более каждый день слышать, как мучают других людей! Долго мы обсуждали, как нашему литератору дались эти дни, и никто не шутил, не улыбался, не высказывался легкомысленно. Пришли к выводу такому: каждому узнику американки в большей или меньшей степени пришлось хлебнуть ужаса и пострадать, но самая жестокая участь среди всех выпала Федуте. Мало того, что нужно было не сломаться. Не сойти с ума – вот, что было на повестке дня.
Продолжение следует