Всеми вопросами руководят председатели судов, руководители судебной системы, а ими — администрация Лукашенко.
Александр Дедок проработал в судебной системе 18 лет. Так совпало, что, когда он ушел в отставку, на скамье подсудимых оказался его сын Николай — его арестовали по так называемому делу минских анархистов. Правозащитниками он признан политзаключенным. Александр рассказал «Нашай Нiве» о некоторых особенностях белорусского суда и о деле своего сына.
— В конце 2009-го Вы ушли в отставку с должности судьи уголовной коллегии Минского областного суда. Почему не хотели работать дальше?
— Мне всегда нравилась моя работа. Но судьи абсолютно перестали быть самостоятельными и выполняют только приказы. Доходило до абсурда: судья с руководителем согласовывал (это нонсенс!) не только статьи Уголовного кодекса, по которому человека судить, но и наказание.
Судьи боятся принимать самостоятельные решения. За последние годы их отучили это делать. Всеми вопросами руководят председатели судов, руководители судебной системы, а ими — администрация Лукашенко. Чем больше я это понимал, тем больше мне не хотелось быть марионеткой в чьих-то руках.
— Боязнь самостоятельно принимать решения пришла вместе с политическими процессами?
— Это касается почти всех дел — не только политических.
— На вашей практике судей снимали за «неправильно» принятые решения?
— Не могу вспомнить.
Если судья что-то сделал не так, как хотело руководство, то «умные» начальники никогда не действовали грубо и прямо.
Мол, ты нас не послушал и мы тебя снимаем. Все делается намного тоньше. На судью начинают давить. Судья — это человек, поэтому ждут пока он сделает ошибку либо плюнет и уйдет сам.
— Блогер d-zholik написал, что за три месяца этого года полномочия судей с себя сложили 16 человек, а в прошлом году за весь год только 11. Это большие цифры?
— Я не буду комментировать приведенные цифры, и насколько они точны. Но нельзя говорить, что судьи бегут только из-за того, что здесь происходит. Об этом можно только предполагать, пока не владеем информацией по каждому случаю. Может так совпало, что подошли конкретные сроки и судья написал заявление. Но
я знаю людей в судах, которые еще могли бы работать, но их «вытеснили», так как они имели хоть немного смелости высказывать свое мнение по профессиональным вопросам.
— Заместитель председателя Следственного комитета Андрей Швед заявил, что в прошлом году возросло количество оправдательных приговоров — с 217 до 382. О чем это свидетельствует?
— Из своего опыта могу сказать, что статистика вообще может быть двусторонне острой. Судя по состоянию нашей судебной системы, трудно поверить, что увеличилось количество оправдательных приговоров. Это скорее всего ведомственные игры со статистикой господина Шведа и других руководителей следственных подразделений. А их у нас сейчас только два — подразделение в КГБ и Следственный комитет.
И эта игра, возможно, ведется для того, чтобы продемонстрировать свою деятельность руководству страны.
Но это не свидетельствует об усилении роли правосудия в Беларуси. Каждый такой оправдательный приговор так и или иначе согласовывается на разных уровнях и не только судебных.
— Как бывший судья, что думаете о деле Вашего сына?
— Это одно звено из цепи уголовно-политических дел.
Это дело свидетельствует о превентивной зачистке общественно-политического поля.
Вместе с Николаем арестовывали большую группу молодых людей разных политических ориентаций.
Ни прямых, ни косвенных доказательств вины моего сына не было.
Основными были показания двух молодых людей. Одного из них в суде не допросили — находясь в Минске, его якобы не нашли, чтобы вызвать. Поэтому зачитывались его показания с предварительного следствия. В то же время, когда нужно было задержать Игоря Олиневича, провели операцию спецслужб с его захватом в Москве и вывозом в Беларусь. А второй свидетель на процессе заявил о давлении со стороны сотрудников КГБ и МВД, под которым он оговорил моего сына.
— Тем не менее, Николаю дали не самый маленький срок…
— Приговор чрезмерно суров. Сына обвинили по ч.2 ст. 339 Уголовного кодекса (злостное хулиганство). Довольно объемный материал, который содержит множество квалификационных признаков. В моей практике не было случаев, чтобы человека осудили по этой статье на лишение свободы, если не пострадали люди. Причина, полагаю, одна — сын не признал свою вину. А те, кто оклеветал его, вовсе не попали на скамью подсудимых. Хотя и признавали, что участвовали в тех эпизодах.
Николай был и остается студентом ЕГУ. И как мне прямо в лицо заявили сотрудники спецслужб, это одна из причин его ареста.
— Неоднократное размещение Николая в ШИЗО, перевод в другую колонию — попытки выбить из него признание вины?
— Давление на сына был изначально. А как только сын в колонии в Могилеве отказался подписать прошение о помиловании, на него постепенно давление начало возрастать. Его пять раз наказывали за надуманные нарушения (незастегнутый воротничок, руки в карманах, неправильно отреагировал на замечание — как мне по телефону сказал начальник колонии). Сначала лишали передач, сокращали свидания либо лишали их, затем помещали в ШИЗО.
Сын говорил мне, что он не должен признаваться и раскаиваться в том, чего не делал.
— По-Вашему, есть вероятность, что его отпустят раньше окончания срока?
— Верховный суд уже лишил его права быть освобожденным по закону «Об амнистии» 2010 года.
Сын родился в Чернобыльской зоне, когда я работал прокурором Брагинского района. Но суд посчитал, что это неправда. И заставил Гомельский областной суд отменить решение Брагинского районного суда, которым было установлено это юридически. Затем райисполком аннулировал законно выданное сыну чернобыльское удостоверение, которое давало основания освободить его и снять судимость.
Мы должны говорить о наличии в стране политзаключенных. Чем больше мы будем говорить о них — тем лучше.
Я уверен, что это может остановить отдельных людей в их незаконных действиях.