12 января 1887 суд Сены осудил Клемента Дюваля, 37-летнего слесаря, на смертную казнь. Основатель группы La Panthère des Batignolles 4 октября 1886 он совершил нападение на частный отель по ул. Монке и похитил столовое серебро и драгоценности на 15 000 франков перед тем, как поджег здание.
17 октября агенты безопасности пытались схватить его в то время, как он направлялся к скупщику краденого. На крик: “Именем закона, я вас арестовываю ”, он ответил: “Во имя свободы, я ломаю тебе голову!” прежде чем всадить нож в тело бригадира Россиноля. Таким образом, поджог и попытка убийства стали причиной для приговора к смертной казни, который 28 февраля был заменен принудительными работами до конца жизни.
После бесчисленных попыток побега, он наконец-то бежал 14 апреля 1901 г., проведя 14 лет на Островах Спасения. С 1903 до 1935, до конца своих дней он будет с итальянскими анархистами в Нью-Йорке. Он написал мемуары, изданные на итальянском, и только первая их часть – на французском: «Я, Клемент Дюваль, каторжник и анархист» (издательство «Рабочие», 1991). Его защита опубликована ниже.
«Хотя у вас и нет права на вопросы и требования, которые вы мне выдвинули, я отвечу, как виновный.
Значит так, обвинитель. Я не намереваюсь защищать себя, я объясняюсь с остальными людьми, а вы вооружены солдатами, оружием и полицией.
Давайте будем логичны, вы — сила, наслаждайтесь, и если вам нужна еще голова анархиста, возьмите ее. У меня есть твердая надежда, что в день ликвидации анархисты будут на высоте, и они будут безжалостны, и не попадут в число жертв.
Я говорю это не для одного человека, но для общества, эгоистичного испорченного общества, где с одной стороны оргия, а с другой – нищета.
Вы меня обвиняете за налет, как будто трудящийся может быть вором.
Нет, воровство существует только в эксплуатации человека человеком, одним словом оно – в тех, кто живет за счет рабочего класса. Я не совершил налет, я совершал справедливое восстановление от имени всего человечества, и деньги будут служить для революционной пропаганды. Нужно делать газеты, брошюры, чтобы доказывать правду народу. Ему, который чувствует зло, ему показывают метод.
Я занимался химией и готовил все то, что потребуется в день битвы, когда сознательные трудящиеся выйдут из оцепенения, безволия. Пришло время, чтобы эта дьявольская махинация старого мира уступила место учреждениям, где будет более справедливая судьба, а это существует только в анархо-коммунизме.
Потому что Анархия — отрицание любой власти.
И то, что власть — наибольшая общественная рана. Из-за нее человек несвободен, а человек должен быть волен делать все то, что он хочет, но не посягать на свободу себе подобных – ведь тогда он становится деспотом.
В коммунизме человек приносит обществу пользу согласно своим предпочтениям и возможностям, а получает согласно своим потребностям. Люди объединяются по своим склонностям, своим сходствам, характерам, ведь группа, которая функционирует лучше всего, отодвигает тщеславие, глупую гордость, пытается делать лучше товарища, чтобы товарищ сделал ее лучше.
Тогда, оттуда эти полезные шедевры, приведенные к небытию капиталом. Люди смогут измениться свободно, не находясь больше под деспотичным ярмом власти, индивидуальной собственности. И эти группы смогут взаимно обменивать свои продукты.
Обучение и чувство возможности управлять собой связывают группу работников для общего блага — один за всех и все за одного — не признавая, что есть один закон: закон солидарности, взаимности.
Больше золота, но это подлый, презираемый мною, металл. Подлый металл, причина всех неприятностей, всех недостатков, которыми расстроено человечество. Подлый металл, за который покупают сознание людей.
С анархо-коммунизмом больше не будет эксплуатации человека человеком, этих едоков пота, этих коммерсантов с меркантильным разумом, хищнические, эгоистичные, отравляющие, фальсифицирующие свои продукты, приводящие таким образом упадок человеческого рода.
Вы не можете это отрицать, так как вы обязаны видеть продавцов детских игрушек, которые отравляют этими игрушками бедных малышей, едва родившихся созданий.
И эти заводы, где приходится играть жизнь трудящихся с бесподобной бесцеремонностью, такие как фабрики свинцовых белил, где через несколько месяцев работы трудящихся хватает паралич, и часто смерть… жестильщики стекла во ртути, которые вскоре становятся лысыми, параличными, имеют кариес костей и умирают в ужасных страданиях!
Итак, имеются ученые, которые знают, что можем заменить эти нездоровые продукты другими безобидными продуктами. Врачи, которые видят как эти несчастные люди живут в столь жестоких агониях, и которые позволяют совершать эти преступления против человечества. Мы поступаем даже лучше, мы награждаем руководителей заводов, присуждаем им награды в память о том, как они обеспечивают индустрию и человечество.
И этих нездоровых индустрий такое огромное число, что ушло бы много времени на их перечисление, не говоря уже о вонючих и нездоровых капиталистических каторгах, где трудящийся, вынужденный работать в течение десяти или двенадцати часов, чтобы заработать на хлеб для своей семьи, должен подвергаться обидам, унижению в камбузе, где недостает только кнута, чтобы напомнить нам о днях древнего рабства и средневековых рабах.
И эти несчастные несовершеннолетние, запертые в пяти или шести метрах под землей, видящие свет только раз в неделю и когда, уставшие от нищеты и страданий, они поднимают голову чтобы потребовать свое право на солнце и на банкет жизни: «Быстрее, армия, выстрелить в негодяя!».
Но и эксплуатация человека человеком является ничтожной по сравнению с ролью женщины. Природа, уже столь неблагодарна сама по себе, делает болезненным для них две недели в месяц, но в расчет примем другое: тело для выгоды, тела без причины. Вот судьба женщины. Сколько девушек, прибывающие из деревни, полные силы и здоровья, которых мы заключаем в мастерские: комнаты, где имеется площадь на четырех, и их — пятнадцать, двадцать, не имеющих достаточно воздуха, дышат искаженным — это лишение, что они обязаны навязывать себе. По просшествии шести месяцев они анемичны. Болезнь, вялость, отвращение к работе ведут этих несчастных к проституции.
Что делает общество для этих жертв? Оно их отторгает от своей груди, как прокаженных, помещает в тюрьмы, вербует полицию против них.
И думаете ли Вы, что трудящийся, в благородных и щедрых чувствах, сможет остаться равнодушным к картине, которая постоянно проходит у него перед глазами? Он, кто испытывает все на себе, кто является постоянной жертвой морального, физического и материального угнетения: он, взятый в двадцать лет чтобы оплачивать воинскую повинность, служить пушечным мясом, чтобы защищать собственность и привилегии хозяев… и если он и возвращается из этой мясной лавки, то он возвращается оттуда искалеченный, или с болезнью, что заставляет его ходить из больницы в больницу, и таким образом он служит просто «телом» для врачей, господ науки. Я об этом говорю научно, я, кто возвратился из этой резни с двумя ранами и ревматизмом, болезнью, которая мне стоит четырех лет больницы и которая мне мешает работать шесть месяцев в году. Если вам не нужна моя голова — я пойду умирать на каторгу.
И эти преступления компрометируют себя, будучи затеяны в кулуарах офисов, под влиянием группировки, или капризом женщины. Они кричат: «Народ — правитель, нация – суверенна!», и выходят под спонсорством слов: «Слава, Честь, Родина», как если бы должны быть родины между людьми, живущими на одной планете.
Во имя цивилизации все эти далекие экспедиции, где люди убивали друг друга с дикой жестокостью. Именно во имя цивилизации мы грабим, мы поджигаем, мы истребляем целый народ, который только и хочет, что жить в мире, как дома. И эти преступления компрометируют себя безнаказанно, так как закон не существует для такого рода налетов, вооруженных разбоев. Напротив: он присуждает пальмовые ветви тем, кто хорошо вел всю ту резню, дает медали наемникам, которые приняли там участие, в память об акциях, и они только горды носить знак, который является символом убийств.
Нет! У анархистов одна родина – человечество.
Но взамен закон наказывает строго трудящегося, которому общество отклоняет право на существование и у кого есть мужество брать необходимое, которое ему причитается, там, где оно излишне. Ой! Он вор и пусть закончит свою жизнь на каторге!
Вот логика настоящего общества.
Итак, именно из-за такого преступления я здесь: чтобы не дать людям право умирать от изобилия, в то время как производители, творцы всех общественных богатств, умирают от голода. Да, я — враг индивидуальной собственности, и уже давно как я согласен с Прудоном, что собственность – это кража.
Действительно, как приобретается собственность, если именно не воруясь, используя подобных, платя три франка за работу, которая возвращает эксплуататору десять? И маленькие эксплуататоры не уступают большим. Доказательство: я увидел, как моя подруга сделала работу, за которую она получила семь с половиной сантимов. Двумя неделями позже, делая ту же работу из первых рук, ей заплатили пятьдесят-пять сантимов.
Тогда вы думаете, что работник может быть настолько глуп, чтобы сознательно вернуться к той же эксплуатации в день зарплаты? Он увидит, что его жена и дети вынуждены отказаться от необходимого, в то время как бездельник с его деньгами пойдет на биржу или в другое место, чтобы поразмышлять о нищете народа или же пойдет в будуар к несчастной девушке, которая вынуждена продавать свое тело, несмотря на отвращение к такому грубияну.
Я не желал быть участником подобного позора и поэтому я не платил (в чем вы упрекаете меня) и я не хотел, чтобы меня грабили эти воры, эти стервятники, которых называют владельцами, за что и дали обо мне плохие данные. Хорошая информация только о мерзких людях с гибким позвоночником.
Потому что закон делает во всем соучастником тех, кто владеет. Он предает анафеме работников, которые высоко держат голову, которые сохраняют свое достоинство и восстают против несправедливости, против таких монстров, которыми являются владельцы компании.
Но я уже давно считаюсь только со своей совестью, меня высмеивают дураки и злые люди, те, кто узнал меня близко, не считают так. Поэтому я вам говорю: никакого вора вы не осудите во мне, я не рассматриваюсь как вьючное животное и эксплуатируемый. Я признаю бесспорное право, которое природа дает любому человеку: право на существование. И когда общество отклоняет это право, то человек должен его взять. В обществе, где всего много, где все в избытке, то, что должно было бы быть источником благосостояния и является в настоящее время только источником нищеты… Почему? Потому что все захвачено кучкой бездельников, которые лопнут от несварения, в то время как трудящиеся постоянно ищут кусок хлеба.
Нет! Я не являюсь вором, но я заступник тех, кто говорит, что все принадлежит всем, и это и есть логика, окруженная анархистской идеей, которая вас заставляет дрожать.
Я не вор, но искренний революционер, которому хватило смелости на убеждения.
В современном обществе деньги — опора войны, и я сделал бы все от меня зависящее, чтобы служить делу просто и благородно, чтобы освободить человечество от всей тирании, преследований, от которых оно так жестоко страдает.
Ах! у меня только сожаление — пасть так рано от ваших рук, которые мешают мне утолить мою ненависть, жажду мести к такому бесчестному сообществу.
Но меня успокаивает, то, что все же остаются бойцы. Несмотря на все сложности и преследования. Анархистская идея пустила ростки и теоретическая эволюция уступит место практике и действиям! О! Тогда, в тот день, гнилое общество, правители, судьи, эксплуататоры, вы посмотрите!
Ура общественной революции, ура анархии…»