Очередной мусорской беспредел в Гродно в отношении экоанархиста и его друзей

Вечером 1 сентября в городе Гродно группа друзей невольно стала свидетелями пожара в лесу. Посовещавшись, они приняли решение вызвать экстренные службы, чтобы его предотвратить. Как позже выяснилось, горел подожженный экскаватор. Первым приехал патруль, мы указали им на место пожара, далее отправились подсказывать дорогу подъехавшим МЧСникам. Не проверяя документов, нам сказали, что мы свободны, но предварительно записали данные товарища N, который сообщил о пожаре. Настроения оставаться в лесу больше не было, и мы вместе отправились ночевать к N.

В шесть утра по адресу, где он проживает, явилась милиция. Пообещали, что за 15 минут проведут опрос, свозят на место происшествия и привезут обратно. Презрительно окинув нашу компанию взглядами, люди в форме указали на места в газели. Из троих сотрудников никто не представился. На вопрос почему нельзя опросить на месте, сказали, что данная процедура проводится только в отделении. Сначала нас свозили на место пожара, потом мы так и не поняли, была ли в этом необходимость. После нас доставили в ОВД Ленинского района г. Гродно, завели с черного входа, приказали ждать. Довольно долго выяснялось, кто же будет вести опросы, нас водили и раскидывали по кабинетам, кого-то оставляли ждать в коридоре.

После этой достаточно долгой заминки начался опрос. Меня опрашивал старший лейтенант Марецкий Артур Витальевич. Представляться он не посчитал нужным, имя и звание мне стали известны только по висящим в его кабинете дипломам. Опрос начался с морального давления, ситуацию еще больше усугубляли входящие в кабинет на пару минут сотрудники милиции, кидавшие в мой адрес неприятные взгляды и реплики. Один из этих визитеров сразу же начал мне угрожать проблемами в университете. Марецкий, выслушав мои слова о том, что я прибыла к месту пожара достаточно поздно и не могу ничего знать об этом происшествии, начал уходить в сторону и задавать вопросы личного характера, никак не касающиеся ночного инцидента. Также он пробовал вызвать у меня недоверие к моим друзьям, уверяя, что они все очень подозрительные и, вероятно, поджог – их рук дело, а я могу помочь следствию, если соглашусь с его догадками.

Ситуацию еще несколько усложнял тот факт, что в компании была гражданка Украины и гражданин РФ, что только вызвало еще большую волну подозрительности и недоверия к нам. Марецкий, глупо и наигранно утверждая, что все «только между нами», пробовал разузнать у меня информацию об иностранцах, об их личностях, убеждениях, финансовом положении. Дружба между представителями разных стран казалась ему, как и его сотрудникам, невозможной, отчего он тщетно пытался узнать о «настоящих» причинах и мотивах нашего общения. В полный тупик Марецкого поставил тот факт, что в компании никто не употребляет алкоголь и иные вещества, никто не курит.

Опрос, который нам обещали провести за 15 минут, уже длился более часа. Марецкий надолго выходил, приказывая ждать его в кабинете. Наконец, он дал мне прочитать протокол опроса, составленный с моих слов. После опроса мне было приказано оставаться в коридоре и ждать дальнейших указаний. К этому времени некоторых ребят еще даже не вызывали. Самостоятельно передвигаться по этажу запрещалось, самого старшего товарища, который является экоанархистом, увели в другое крыло здания, связи с ним не было. Как позже выяснилось, его отвели в другой конец коридора и приказали находиться там. Любое передвижение сразу же пресекалось сотрудниками милиции из соседних кабинетов. Также у него отобрали телефон. Несколько раз он пробовал его вернуть или просил бумаги об изъятии у него вещей, на что получал ответы в нецензурной форме и угрозы присесть на сутки. Шесть часов его держали стоя в этом коридоре, не давая связаться ни с родными, ни с адвокатом, а также пресекая попытки дойти до начальства или дежурной части.

Очень скоро и нас лишили связи с внешним миром. Примерно в девять утра сотрудники отобрали у всех телефоны. Далее без протоколов, без фамилий сотрудников, в коридоре или кабинетах, нам продолжали задавать одни и те же вопросы разные люди. Девушка из Украины рассказала о грубости сотрудников. Ей также задавали вопросы интимного характера, спрашивали о заработке, татуировках и отношении к войне в Украине. Прямо обвиняли ее во лжи, уверяя, что экскаватор никто кроме нас поджечь не мог. На ее слова, что хочется пить, заявили, что ближайшие девять часов она точно не увидит ни воды, ни друзей. Далее заводили речь о том, что она легко станет подозреваемой, и, как гражданка Украины, проведет тут не один месяц. Один из сотрудников, неоднократно выходивший из кабинета, при каждом возвращении больно щелкал ее по уху. Слова о том, что это неприятно, игнорировались.

Почти то же самое рассказал и товарищ из РФ. Грубость, бестактные вопросы интимного характера, моральное давление. Вдобавок у него отобрали телефон и документы, открыто обвиняли в поджоге и угрожали посадить.

Далее произошел конфликт. Оставшись в коридоре втроем, мы ожидали, сидя на диване. Проходивший мимо человек в джинсах и мокасинах вдруг подлетел к нам с криком и оскорблениями. В крайне грубой и надменной форме он потребовал выполнять его приказы и встать перед ним. Как выяснилось, поводом к агрессии стало то, что мы своими спинами посмели опереться на спинки дивана. После гневной тирады, этот безымянный пренебрежительно приказал подруге встать, повернуться кругом и встать лицом к стене, естественно не понижая свой голос с крика. Вопросы по какому поводу это надо сделать и кто он такой игнорировались. Зато, после решительного отпора, он понизил голос, и, бросив слово «пожалуйста», попросил нас встать и показать подошвы своей обуви. Товарищу, который вступился за подругу в этом конфликте, человек в мокасинах приказал следовать за ним для дачи показаний. В кабинете крики продолжились. На повышенных тонах задавались вопросы типа: «Зачем ты поджег экскаватор?» После вопросов в каком статусе он находится в деле, следовал ответ : «Ты здесь никто», просьба представиться игнорировалась. После всех нервных криков этот сотрудник все же приступил к допросу. Затем товарища снова вызвали уже в другой кабинет, где его, не документируя, спрашивали про интимную жизнь, татуировки, про какие-то дела и листовки, про которые он слышал впервые. Задавали вопросы о его друзьях. Когда же он сидел в коридоре, один из сотрудников сказал, что им на все плевать, что при желании они закроют ребят в СИЗО, потому что они граждане других государств. Далее один из сотрудников сказал ехать с ним в УВД Гродненского облисполкома, где после 2 часов ожидания его завели на полиграф. После полиграфа его привезли обратно в отделение на Дубко, там взяли отпечатки и биологические следы.

Ко всем относились как к подозреваемым. На просьбу выдать хоть одну бумагу за все время, говорили, что следователя нет. Атмосфера стала еще более напряженной. Нас по очереди вызывали разные люди, сотрудники становились все менее и менее сдержанными, теперь нас прямо обвиняли в поджоге. О своем статусе свидетелей никто нас не уведомлял. Иностранцам прямо угрожали задержанием на сутки, намекая, что могут и на месяц.

Спустя несколько часов меня вызвали в некий кабинет, номер которого не удалось рассмотреть. Там меня ждали пять человек без формы. С порога на меня посыпались грубые обвинения, презрительные взгляды. После того, как я скрестила руки на груди, снова послышался крик: «Руки по швам! Лицо попроще! Перед кем стоишь?!» Снова те же вопросы, одинаковые ответы, только теперь с их стороны это все перемежалось матом и обвинительными вопросами типа: «А какой из трех экскаваторов вы подожгли?», «Кто из вас поджигатель?». После ко мне еще подходил сотрудник, правда на этот раз в рубашке с погонами, все его реплики были направлены на то, чтобы я начала сомневаться в своих друзьях. Спрашивал о неких «акциях», которые якобы проводили мои друзья, об их личной жизни. Никаких других действий не происходило, час за часом мы ожидали, что хоть кто-нибудь сообщит, что же будет дальше. Сидеть сложа руки надоело, я и товарищи начали ходить по кабинетам, задавать вопросы о дальнейших действиях, требовать дать позвонить родным. На вопросы, кто же ведет наше дело, ответ никто не дал. Удалось услышать только то, что никакого дела то и нет. Все сотрудники перекладывали ответственность друг на друга либо просто говорили «не знаю». Некоторые даже пользовались аварийным выходом, чтобы избежать лишнего контакта с нами.

Спуститься на первый этаж к дежурному для того, чтобы позвонить и сообщить родным о случившемся, строго запрещалось. Но, несмотря на запреты, мы с подругой, воспользовавшись моментом, проскользнули на этаж ниже, так и не добравшись до дежурной части. Наткнулись на некого человека в костюме, который выслушал нас, сказал, что поможет. Поднявшись на наш четвертый этаж, он, крича, сделал выговор сотрудникам за то, что те позволяют нам бродить по коридорам и не дают звонить. В принципе эта встреча ни на что толком не повлияла, после его ухода все осталось по-прежнему.

Выловив на коридоре Марецкого, который старательно обходил нас кругами, мы стали требовать возвращения телефонов из его кабинета и разъяснения ситуации. После чего он стал хлопать тяжелыми дверями и сорвался на крик. Кричал, что ничего не знает, он этим не занимается, телефоны мы не получим и вообще нет его больше здесь, отсыпной! Закрыл кабинет на ключ, ушел, больше мы его не видели. Около трех часов дня, после наших бесчисленных требований и вопросов вышел мужчина, отдал телефон только мне из всей компании и разрешил сделать звонок в его присутствии. На этот раз отдавать телефон я уже не стала, благо, что назад он его не особо рьяно требовал.

К четырем часам дня в дежурную часть стали приезжать некоторые родственники и требовать нашего немедленного освобождения. Поднялось движение, о нас снова вспомнили. Всех вместе нас позвали в очередной кабинет. Как выяснилось, там брали отпечатки пальцев и образцы ДНК. На наши отказы сотрудники угрожали нам арестами, иностранцам обещали засадить их на месяц. Под давлением у нас насильно взяли требующиеся образцы. К слову, экспертов не нашлось, минут двадцать еще шли поиски человека, который умеет брать отпечатки. Процедуры длились долго, пальцы откатывали неумело. Далее требовали срезать ногти огромными тупыми канцелярскими ножницами, которыми сказали выдирать ногти, раз не получается их срезать. Смывы с ладоней, вата со слюной, кусочки ногтей трогались разными руками, соприкасались друг с другом, смешивались образцы разных людей, что делало эти процедуры бессмысленными. После нам нарочито подчеркнуто позаботились вернуть все вещи, телефоны и паспорта, провели к лифту и сопроводили до выхода. К слову, таким образом удалось выйти только мне. Через полчаса вышли двое других товарищей. После снятия отпечатков на полиграф увезли и наших иностранных друзей.

В итоге мне лично удалось выйти из здания милиции к пяти часам вечера, другим двум к шести. Наших иностранных друзей, которых увезли проверять на полиграф, освободили только после семи вечера. За все время пребывания в участке ни один из сотрудников не представился. Ни на ком не висело бейджей с фамилией, либо они лежали в нагрудных карманах. Все опросы, диалоги и угрозы сопровождались огромным количеством нецензурной брани. За все время никому не выдали ни одной бумаги об изъятии личных вещей или о том на каких основаниях нас удерживают и в каком статусе мы находимся. Также было множество угроз и оскорблений в наш адрес. Бумаги с опросами и о сдаче отпечатков без фамилий сотрудников, которые проводили эти процедуры, и наших указанных статусов заставляли подписывать под угрозами.

На утро следующего дня в местных СМИ уже появились новости о задержании мужчины, поджигавшем экскаваторы.