Ниже приводим текст журналистов «Новой газеты» с анализом приговоров по экстремистским статьям. Несмотря на то, что реалии в Беларуси немного отличаются, текст кажется интересным с точки зрения того, как государство старается припрятать или исказить информацию о таких приговорах, а также насколько размыто понятие экстремизма в целом.
Депутаты Госдумы Алексей Журавлев и Сергей Шаргунов внесли законопроект, который исключает уголовную ответственность за репосты в социальных сетях. Они считают нужным убрать из статьи Уголовного кодекса о «возбуждении ненависти либо вражды» излишне репрессивный уклон. Журавлев и Шаргунов подчеркивают правовую неопределенность понятий «ненависть», «вражда», «социальная группа», а также субъективность экспертиз, на основании которых выносят приговоры с реальными сроками.
При этом, как выяснил дата-отдел «Новой газеты», российские суды стыдливо умалчивают информацию по делам «об экстремизме». В общедоступных документах они тщательно вычеркивают именно те фрагменты, которые позволяют понять, в чем именно был «экстремизм». Собрав статистику по 60 тысячам судебных вердиктов, мы установили, что открытость судебных решений об «экстремизме» находится на уровне решений по делам о сексуальных преступлениях. Во втором случае действительно есть что скрывать от любопытной общественности: закон защищает жертв. А что можно скрывать в делах об «экстремистских» действиях или «возбуждении ненависти»? Вопросы безопасности государства — или смехотворность обвинений?
Угодить под уголовную статью «за экстремизм» в России несложно. Существует множество способов получить обвинение по 282-й. «За возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства» — такова развернутая формулировка «экстремизма» в Уголовном кодексе РФ. Поводом может стать комментарий в соцсетях, публикация забавной фотографии или, например, шутливый коллаж из портретов депутатов Госдумы, как это недавно случилось с жителем Ростовской области Александром Лащеновым.
«Антиэкстремистская» статья появилась в Уголовном кодексе для борьбы с неонацизмом, антисемитизмом и расизмом. Но правозащитники говорят о том, что власти все чаще трактуют «экстремизм» слишком широко. Простая критика, неодобрение или несогласие с чиновниками теперь воспринимается как «возбуждение ненависти» к определенной «социальной группе граждан». А такой группой можно назвать кого угодно, включая самих чиновников и представителей власти вообще.
«Новая газета» собрала статистику по нескольким десяткам тысяч приговоров и выяснила, что если в целом решения судов по разным статьям обвинений доступны на их сайтах (при условии, что заседания были открытыми), то решения по уголовной статье 282 публикуются намного реже. Еще один важный нюанс в том, что информация из этих судебных решений «вымарывается» гораздо чаще. В тех немногих случаях, когда приговоры были опубликованы, конкретные «экстремистские» действия обвиняемого заретушированы. Хотя по закону можно закрывать лишь некоторые персональные данные участников судебного процесса.
Срок за анекдот
В апреле в Красноярске к двум годам условно приговорили медсестру Оксану Походун за размещение в соцсети «ВКонтакте» картинок, в которых эксперты усмотрели признаки возбуждения ненависти к отдельным народам России. При этом защита утверждала, что альбом Походун был закрытым даже для друзей. А судя по материалам дела, картинки имели шуточный характер. Дело напомнило процессы «за политические анекдоты» или «за хранение антисоветской литературы» 70–80-х годов.
Статья 282 подразумевает ответственность за «возбуждение ненависти либо вражды, а также за унижение достоинства человека либо группы лиц». К определению этой статьи есть много вопросов. Так, «социальная группа», к которой можно «возбудить вражду» и которую можно «унизить», трактуется довольно расплывчато.
Понятия «ненависть», «вражда», «унижение достоинства» также страдают неопределенностью. Тут нужен эксперт по «ненависти» и «вражде». В отличие от химической, физической, судебно-медицинской экспертизы, проверка на «ненависть» и «вражду» не может похвастаться научной объективностью. Ее нередко поручают людям, далеким от лингвистики или социологии.
Растет ли ненависть
В последние годы количество осужденных за экстремизм в России растет. По статистике Cудебного департамента, в 2013–2016 годах вынесено 1225 обвинительных приговоров. Вот уже седьмой год правозащитный центр «Сова» выпускает доклады «Неправомерное применение антиэкстремистского законодательства в России». За это время сотрудники центра насчитали как минимум 45 судебных решений, которые они считают неправосудными.
При этом правозащитники могли рассматривать только те дела, к которым у них был полный доступ. Реально ли, разглядывая опубликованные судебные решения по делам об экстремизме, узнать, сколько среди них дел за «анекдоты» и репосты шуточных картинок, а сколько реальных призывов к насилию?
Закрытая открытость
По закону российские суды обязаны публиковать свои решения в интернете не позднее месяца со дня их вступления в законную силу. Не публикуются только закрытые судебные акты, касающиеся, например, усыновления, ограничения дееспособности, сексуальных преступлений против несовершеннолетних. А еще — и это важно — «затрагивающие безопасность государства».
В интернете больше 100 миллионов документов российских судов. Единая государственная поисковая система есть только по районным судам, подведомственным Мосгорсуду, на федеральном уровне столь удобная база отсутствует. Эту базу мы выбрали, чтобы изучить, по каким делам судебные решения не публикуются чаще всего. И в каких случаях это можно посчитать нарушением закона, который предписывает обязательное раскрытие информации.
Наиболее охотно московсие суды публикуют приговоры по обвинениям в незаконном обороте наркотиков (около 85%). Они лидируют в 2016–2017 годах. Документы судов по делам об убийстве, грабежу, мошенничеству и большинству других статей УК публикуются примерно в 55–80% случаев.
Намного реже (около 30%) публикуются документы судов по делам о детской порнографии. Это понятно. Закрытость тут предписана законом как мера защиты потерпевшей стороны.
Но документы судов по делам об «экстремизме» (ч. 1 ст. 282) доступны еще реже — их публикуемость всего 2% (за 2016–2017 год). Меньше (0%) только у дел о преступлениях против половой неприкосновенности. И это понятно: подобные процессы, как правило, проходят в закрытом режиме.
По порядку величин оценить процент публикуемости судебных решений во всероссийском масштабе можно по текстам, выложенным на негосударственных ресурсах в интернете («Судакт» и «Росправосудие»).
При этом полное количество рассматриваемых дел можно взять из данных Судебного департамента. Эта грубая оценка дает, что за все время применения статьи за «возбуждение ненависти либо вражды» (ст. 282) опубликовано всего около 20% решений.
«Экстремизм» и госбезопасность
Верховный суд (27.09.2017) постановил, что в интернете не публикуют «тексты судебных актов, которые содержат сведения, составляющие государственную или иную охраняемую законом тайну». То же самое касается решений «по делам, затрагивающим безопасность государства».
Статья об «экстремизме» относится к главе УК «Преступления против основ конституционного строя и безопасности государства». Но решения по ней в принципе публикуются, а судебные процессы идут в открытом режиме. Значит, гостайны тут нет. Иначе судья должен отдельно обосновать, почему судебный акт нельзя выложить в интернет и сделать об этом специальную пометку.
В данных Мосгорсуда, которые мы изучили, отметки о запрете к публикации нам не встретились. Верховный суд не прокомментировал ситуацию и не ответил, почему судебные решения, подлежащие публикации, недоступны и нет никаких отметок о том, почему их нельзя публиковать.
Наука цензурировать
Какую именно информацию в решениях по «экстремистским» делам суды замазывают сплошным черным цветом? Разумеется, они убирают персональные данные свидетелей (год рождения человека, его место жительства, паспортные данные и т.д.), что вполне законно. Но вместе с тем суды «вымарывают», в чем именно состоял «экстремизм». Мы изучили полные тексты 270 решений из 60 регионов.Примерно в 100 решениях из 270 удалены существенные факты: цитаты с «оскорбительными фразами», посты, комментарии к ним, произнесенные слова, названия соцсетей, в которых проходили словесные баталии, полные ссылки на веб-страницы, названия статей, аудио- и видеороликов, даже тексты песен.
Это приводит к тому, что юристы не могут ознакомиться с судебной практикой по «экстремизму» и понять, что именно суд считает преступлением.
Допустим, «оскорбительные высказывания» часто содержат нецензурную лексику. Но никто не отменял известную замену слов звездочками. Исчерпывающий перечень нецензурных слов дан Институтом русского языка. Однако сейчас, если бы в судебных актах фигурировало пушкинское: «…С утра садимся мы в телегу, / Мы рады голову сломать / И, презирая лень и негу, / Кричим: пошел! *** мать!» — то исчезли бы не только пять букв, но и вся фраза целиком.
«Экстремизм» в высказываниях или цитатах тоже не является основанием для их вычеркивания из судебного решения. Закрытый перечень материалов, которые признаны экстремистскими и поэтому не подлежат «массовому распространению», ведется Минюстом. Но ни в одном случае вычеркивания из судебного акта высказывания или цитаты мы не увидели ссылки на этот перечень.
Как правило, в опубликованном решении по делу об «экстремизме» можно увидеть такое:
«…подсудимый «…разместил на ней для публичного обозрения текстовую статью «<данные изъяты><данные изъяты>», содержащую признаки высказываний, направленных на возбуждение ненависти, вражды, а также унижение достоинства сотрудников полиции (милиции) и выражающих положительную оценку и обоснование необходимости враждебных действий по отношению к сотрудникам полиции (милиции)…»;
«…подсудимый «…в ходе переписки с пользователями социальной сети «ВКонтакте» разместил в сети Интернет… комментарий, начинающийся словами: «А вы…», заканчивающийся словами: «…а он не верит», направленный на унижение человеческого достоинства по признаку национальной принадлежности — русские, а также в отношении группы лиц, для номинации которых используется слово вата/ватник, содержащее лингвистические и психологические признаки унижения человеческого достоинства по признаку национальной принадлежности — русские…».
Из этих описаний сложно понять, идет ли речь всего лишь о бестактной шутке, или о реальном призыве к насильственным действиям.
Спрятанный экстремизм
«Складывается тенденция, в соответствии с которой в качестве подпадающей под экстремистские статьи УК РФ расценивается практически любая критика нездоровых социальных отношений, религиозных деятелей, работы правоохранителей и вообще властей любого уровня. То, что международными нормами рассматривается и, более того, охраняется как свобода выражения мнения, у нас в стране все чаще квалифицируется как проявления экстремизма, разжигание ненависти и розни», — отмечает кандидат юридических наук, юрист Правозащитного центра «Мемориал» Галина Тарасова.
«Несмотря на то что в Постановлении Пленума Верховного суда РФ (от 28 июня 2011 г. №11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности») отмечено, что не должна расцениваться как образующая состав таких преступлений банальная публичная критика политических деятелей, государственных должностных лиц и профессиональных политиков, продолжают штамповаться приговоры, в которых подобная критика квалифицируется как возбуждение ненависти к социальным группам «представители власти», «коммунисты» и т.д.».
Не исключено, что одной из причин редкости опубликованных судебных решений по делам об «экстремизме» может быть абсурдность обвинений. Еще одной причиной может быть то, что силовики оставляют себе пространство для маневра. Если неизвестно, что именно может быть признано «экстремизмом», — картинку, карикатуру или цитату могут воспроизвести десятки и сотни людей, против которых по отработанной схеме можно возбудить десятки и сотни уголовных дел. И это гораздо проще, чем пресекать действия, которые представляют серьезную общественную опасность.
При участии
Леонида Никитинского,
инфографика
Алексея Комарова,
«Новая»