Историк, автор недавно изданной книги «Революция умерла! Да здравствует революция» об истории анархизма в Беларуси в начале ХХ века, Юрий Глушаков рассказывает о необычайной судьбе одного из белорусских анархистов — Василии Коляде. Существует немало журналистских штампов вроде «пожелтевшие страницы архивных дел хранят…». Одно из следственных дел, с которым пришлось работать автору публикации, в прямом смысле хранит следы своей эпохи — пятна крови.
Однажды в Америке
Эта история началась много лет назад. Работая в одном из гомельских архивов, я открыл принесенную мне папку. Первым документом, подшитым в ней, оказался сильно смятый, в темных разводах, обрывок бумаги — протокол допроса. «Я, Коростелев Федор Дмитриевич…». Еще через несколько слов текст обрывается — лист, похоже, кто-то яростно скомкал и чем-то вымазал. Бурые пятна со следами папиллярных узоров от пальцев. Да это же следы крови! Что за события разыгрались на месте допроса в Гомельском ГПУ в далеком 1925 году, остается только догадываться. Возможно, чтобы «расколоть» упрямого подозреваемого, следователь пошел на «физически активные» методы дознания. Или у подследственного от волнения кровь сама пошла носом…
Далее начинается совсем другая история. В прямом смысле слова — арестованный начинает давать уже иные показания. Выясняется, что он вовсе не Коростелев, а Коляда Василий Варфоломеевич. Белорус, родился в феврале 1892 года в деревне Тевли Пружанского уезда Гродненской губернии (ныне Кобринский район Брестской области). Окончил народное училище.
За какие же прегрешения «социально близкий» новой власти человек с фамилией, как у древнего славянского божества, оказался в руках ГПУ? Биография Василия Коляды настолько бурная, насколько стремительным и революционным было его время.
В деревне Тевли было 42 двора, и примерно ко времени рождения маленького Васи здесь уже прошла железная дорога. Но вопреки широко тиражируемому сейчас мифу о якобы «безбедной» жизни белорусских крестьян под властью российского царизма, это было далеко не так. Подавляющее большинство прозябало в беспросветной бедности.
В семье у Коляды было еще двое братьев — и земли на всех просто не хватало. В 1910 году Василий нелегально уехал в Америку — лишь бы вырваться из нищеты. На билет скинулись братья. В Балтиморе белорусский гастарбайтер устроился работать на вагонном заводе. Тогда в Северной Америке массово производили знаменитые «пульмановские» вагоны. Голова и руки у парня были на месте, и он стал вагонным мастером.
Американский капитализм развивался семимильными шагами, скоростные экспрессы и автомобили стали его визитной карточкой. Все это было оплачено тяжелым трудом рабочих-мигрантов. Но здесь в отличие от своих оставшихся дома земляков они могли объединяться в профсоюзы. И бороться с боссами, и с нанятой ими полицией и гангстерами за каждый доллар к своей зарплате. Поэтому молодой иммигрант из Беларуси вступил в Социалистическую партию США. Это была довольно странная партия — наряду с правоверными социал-демократами здесь могли свободно обретаться представители самых разных направлений утопического социализма, до анархистов включительно.
В 1914 году, когда началась Первая мировая война, анархо-синдикалисты организовали в Балтиморе лекцию. Василий Коляда был так впечатлен образом вольной жизни в анархической коммуне — без начальников и хозяев, что остался верен этой юношеской любви на всю жизнь. После лекции он вступил в «Союз русских рабочих в Америке», находившийся под контролем анархистов. «Союз русских рабочих» — это не совсем точно: в него входили и русские, и евреи, и белорусы, и украинцы — все выходцы из Российской империи.
«Надоело воевать…»
В 1917 году происходит Февральская революция, и Василий Коляда на корабле с эмигрантами возвращается на родину. Правда, первоначально он пересекает Тихий океан и попадает во Владивосток.
Родина встретила сурово: у него как у военнообязанного забрали паспорт и выдали предписание следовать в Москву. Но революционный репатриант направился в Петроград, где намеревался встретить своих товарищей по анархистскому движению.
Анархисты в Питере имели сильные позиции — захватили особняк Дурново и готовили свою «чернознаменную революцию». Но в отличие от большевиков и левых эсеров действовали немного авантюрно. Преждевременный бунт, поднятый анархистами и примкнувшими к ним солдатами в июле 1917 года, был подавлен Временным правительством вооруженной силой. Именно в период июльских репрессий против анархистов и большевиков Коляда попадает в Петроград.
Спасаясь от преследований новых «демократических» властей России, молодой белорус выехал в Архангельск, где его и забрали на военную службу. Вскоре Коляда оказался в окопах. Сначала в составе 175-го запасного полка он попал на фронт под Ригу. Анархист не хотел воевать, по его мнению, за власть империалистической российской буржуазии и в августе 1917 года дезертировал. Был задержан и вновь направлен в армию — сначала в Двинск, затем на линию фронта, в 118 пехотный полк. Из окопов попал в лазарет, после которого получил месячный отпуск.
В Петрограде Коляда принимает активное участие в Октябрьской революции. Анархо-коммунисты полностью поддержали свержение либерально-консервативного Временного правительства и установление власти Советов. Самое серьезное их разногласие с большевиками в тот момент заключалось в том, что левые радикалы под «Черным знаменем Анархии» требовали углубления революции, полной экспроприации буржуазии и немедленного перехода к коммунизму.
В начале 1918 года Коляда оказался уже на Украине, в Екатеринославе (Днепропетровске) — крупном центре анархистского движения. Из анархистов, с которыми здесь общался, в своих показаниях Коляда называет фамилии, малоизвестные даже специалистам — «товарищ Кабась», Анатольев, Семенов. При этом Екатеринославщина была зоной оперирования отрядов легендарного Нестора Махно и анархистки Маруси Никифоровой. Но о своих возможных встречах с ними Коляда в своих показаниях не распространяется.
Нестор Махно
Впоследствии он все же признается, что в разные периоды своей жизни был знаком с Всеволодом Волиным-Эйхенбаумом — председателем РВС повстанческой армии Украины Нестора Махно, с Владимиром Шатовым и с Анатолием Железняковым — легендарным матросом Железняком. Боевой подругой Железнякова, кстати говоря, была анархистка из Мозыря Альтшулер.
После того как к Екатеринославу стали подходить немцы, Коляда отступает вместе с отрядами красногвардейцев и анархистской «Черной Гвардии». Сначала в Ростов-на-Дону, потом на Волгу. Оттуда он попал на Урал, в Челябинск, затем — в Сибирь, в Омск. В Новониколаевске служит в милиции, но его увольняют из «органов». Поступает в красноармейский отряд пулеметчиком. Затем в 1920 году судьба занесла его на Чусовой завод, где он снова встретил группу анархистов.
Анархисты тоже за коммунизм, только — вольный. Железной диктатуре пролетариата, с ее ЧК и продразверсткой, они пытаются противопоставить свою утопию жизни без всякой власти — красивую, но, увы, в то время нежизнеспособную. Особенно с учетом свирепой гражданской войны. Группа анархистов на Чусовом заводе типична для того времени — немногочисленный кружок частью из рабочих, частью из интеллигентов. Так, в него входит учительница Мария и заведующий местной библиотекой Исаков.
Деятельность группы ограничивалась агитацией против войны и расклейкой прокламаций. В октябре 1920 года местные чекисты (ОРТЧК Пермской железной дороги) арестовала ее активистов, в том числе и Василия Коляду. Он получил два года лишения свободы и оказался в Екатеринбургской тюрьме. Но через год, в декабре 1921 года, получил амнистию от Советской власти. Однако на свободу вышел не просто так — под согласие стать осведомителем все той же пермской дорожно-транспортной ЧК.
Коляда идет на этот невозможный для революционера шаг, видимо, только с одной целью — бежать. Еще во время пребывания в тюрьме, где он был табельщиком, осужденному анархисту удается похитить в канцелярии документы на имя некоего Федора Коростелева. И в марте 1922 года он просит у пермских чекистов-железнодорожников командировку в Москву, в транспортный отдел ОГПУ. Доверчивые пермяки выписывают ему такой мандат, с коим Коляда и убывает.
Но добравшись до Москвы, новоиспеченный «секретный сотрудник» отнюдь не спешит на Лубянку. В Москве он посещает квартиру анархиста Зильберова, а затем спешит на Белорусско-Балтийский вокзал и берет билет до Минска. Теперь он переходит на нелегальное положение и будет жить по похищенным документам.
«Боялся убить этим свою семью…»
Цель у Коляды-Коростылева была одна — перейти советско-польскую границу, ведь по Рижскому мирному договору его родная Кобринщина оказалась под властью Польши. Но уйти за кордон не удалось.
Кстати говоря, похожий эпизод есть в биографии известного белорусского режиссера Григория Кобеца. Его настоящая фамилия — Сандыга, он уроженец Екатеринославщины и тоже был анархистом. А в начале 20-х, спасаясь от преследований, по подложным документам на фамилию Кобеца оказался в Минске, надеясь перейти западную границу. Уж не существовал ли у анархистского подполья в СССР некий «минский» коридор для нелегального перехода через кордон, но к тому времени уже заблокированный чекистами? Во всяком случае, для белорусского кинематографа это сыграло положительную роль — Кобец-Сандыга был вынужден остаться в Минске, поступил в рабочий техникум. Вскоре стал одним из первых белорусских кинорежиссеров. Он снял такие культовые в свое время фильмы, как «Дважды рожденный» (1934) и «Искатели счастья» (1936), а в 1935 году стал заслуженным деятелем искусств БССР.
А Коляда-Коростелев из Минска едет на Гомельщину и устраивается работать на станции Якимовка Западной железной дороги. Здесь он живет с семьей — женой Екатериной Ивановной, сыном Владом и дочерью Марией. Тут его и арестовало Гомельское ГПУ.
Фрагмент письма Василия Коляды
На допросах Коляда-Коростелев будет часто вспоминать о своей семье. В его показаниях записано: «С первых дней хотел стать перед судом Советской власти, но боялся убить этим свою семью — жена вышла за меня против воли отца…». Есть в следственном деле и его заявление в ЦК МОПРа об оказании помощи и направлению его детей в приют. Поразительно, «Международная организация помощи революционерам» была создана под эгидой большевиков, разумеется, для поддержки репрессированных за рубежом активистов Коминтерна, но оказывала помощь и политзаключенным в самом СССР.
Тюремный врач осмотрел заключенного анархиста и нашел у него «глухие тона сердца». Кстати говоря, у многих подследственных ГПУ 20-х годов доктора находили различные расстройства со здоровьем. Действительно ли их организмы так подорвали невзгоды гражданской войны, а у многих еще и царской каторги и ссылки, или врачи как-то хотели облегчить участь политзаключенных? Но ни семья, остававшаяся без кормильца, ни реальные или мнимые проблемы со здоровьем Коляды не повлияли на решение Особого совещания при ГПУ. 27 ноября 1925 года Василий Коляда, уже находившийся в то время в Бутырках, был приговорен к трем годам концлагерей.
Наказание Василий Коляда отбывал в печально известном СЛОНе — лагере особого назначения на Соловецких островах. Некогда построенный здесь монастырь уже при царях использовался в качестве тюрьмы. Новая власть, по традиции, решила использовать это глухое место для организации крупнейшего исправительно-трудового лагеря.
Но и в неволе Коляда не смирился. В августе 1928 года оперуполномоченный Белышев дал ему такую характеристику: «Неоднократно подвергался взысканиям во время нахождения в Концлагере за неподчинение порядку и организацию обструкции». Дело Василия Коляды снова было направлено в Особое совещание. И там не затянули дело с новым приговором — в сентябре 1928 года, едва отбыв трехлетний лагерный срок, Коляда получает три года ссылки на Урал, в город Ирбит. Срок ссылки определен до ноября 1931 года.
В ссылке Василий Коляда по-прежнему не сломлен. Из оперативной разработки по прибытии к месту отбытия нового наказания: «При разговоре называет себя анархистом».
Далее в следственном деле присутствуют лишь отрывочные сведения. В марте 1951 года эту папку получает начальник Брестского управления МГБ майор Поляков, вместе с указанием установить местонахождение Василия Коляды. В предписании на розыск сказано, что в 1939 году Коляда был арестован, а где находится нынче — неизвестно. Запрос пришел в связи с проверкой дела С. Н. Байчука. Но уже в апреле 1953 года заместитель начальника 1-го спецотделения МГБ подполковник Сухих возвращает дело Коляды своему начальнику полковнику Кузнецову с лаконичной формулировкой «по минованию надобности», что в переводе на современный русский язык означает «по отсутствию необходимости». Сталин недавно умер, но подобные слова все еще продолжали звучать достаточно двусмысленно.
На этом архивно-следственное дело Коляды-Коростелева обрывается.
Продолжение следует.