Проблема соотношения права и закона теоретиками постклассического анархизма ставилась прежде всего как соотношение двух противоположностей. Подчеркивалось, что право и законодательство “любого из современных государств” это “две вещи не только разные, но и противоположные”. Юристы рассматривались как представители не права, а законодательства конкретных государств. Основой противоположности права и закона признавалось различие их целей. Цель права – “установление свободы, равной для всех членов общества”. Цели законодательства – “во-первых, сохранение власти теми, кто её в данный момент захватил, во-вторых, сохранение имущества-теми, кто им в данное время владеет и, в-третьих, борьба со всеми членами общества, которые вздумают посягать на власть и собственность. Таким образом, даже самое передовое из современных законодательств имеет целью не свободу,а единственно лишь охрану власти и капитала немногих людей в ущерб большинству человечества”.
Противопоставление права и закона вело к некоторой идеализации права и, наоборот, к недооценке закона. Право рассматривалось как некий идеал свободы, равенства, для которого во все времена недопустимы “компромиссы и половинчатые решения”. В прогрессе же законодательства прогнозировались пределы: категорически отрицалась возможность существования правового законодательства или замена законодательства “истинным правом”.
Теоретики постклассического анархизма подчеркивали, что “анархизм отрицает не право вообще”, а лишь стремление государства отождествлять законы с правом, выступает против “права государства”, против “права, основанного на законе”. В “споре права с законом” они видели выражение всевозможной борьбы между людьми, “борьбы классов, борьбы человечества”, полагая, что лишь “социальная анархическая революция” разрешит этот многовековой спор. “Право и закон,— писал А. Черняков, – таковы две силы общественного, общечеловеческого существования; их согласие порождает порядок; их антагонизм ведет к катастрофе. Область права – справедливость, область закона – возможное. Право – идеального, свободного, анархического происхождения, закон же – материального, властнического, насильственного”. Право признавалось однопорядковым со свободой, жизнью, анархией. Закон включался в один ряд с такими явлениями как рабство, война, угнетение. Право автор полагал соответствующим анархии, а закон – государственной власти.
Отмечая различные качества права и закона, анархисты стремились подчеркнуть “естественную” природу права и “насильственный” характер закона, доказывая, что “здоровые потребности и справедливые взаимоотношения людей не нуждаются в … принудительном соблюдении”. Законы признавались преградами, расставляемыми властью свободному развитию. Юристы же должны обладать искусством обходить “букву закона, чтобы он возможно меньше противоречил здравому смыслу и справедливости”.
А.Л. Гордин предпринял попытку разграничения права и закона на основании сопоставления их социальной и политико-
Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России – М., Форум-М, 1994. – С.289
экономической природы. В законе он видел определённую ступень в развитии права, связанную с формированием политической надстройки – решающей сферы организации труда, управления общественным организмом. Законодательство возникает, когда “общение переходит из стадии социализации в стадию политизации”, и выделяется тип организаторов общения, нормирующий с помощью закона “общественно-необходимое насилие”. Гордин справедливо критиковал классический анархизм за идеализацию дозаконных форм права, в частности, обычного права. Закон он рассматривал как “первую ступень к обузданию произвола, тирании”, как “гарантию от каприза, от ничем необоснованного гнева тирана и наказания”. Гордин видел в законе относительно прогрессивную историческую форму права, соответствующую новому уровню развития общества, его движению в направлении к мировой универсальной организации. Право Гордин называл ценностью поступка, а закон – ценой поступка.
В определениях понятия закона (нормативного правового акта), встречающихся в литературе постклассического анархизма, подчеркивалась его неразрывная связь с государством, с политикой правящей группы, эксплуатацией, ущемлением свободы личности и общества, отмечалась его классовая роль. А.А. Карелин подчеркивал, что суть закона в том, что “это приказ правительства, государства. При этом не имеет особого значения кто кому приказывает – большинство населения меньшинству или наоборот. От этого зависит, чью конкретно волю выражает закон, его содержание, но не сущность. Карелин также определял закон как “прежде всего волю правительства”, как институт, имеющий сходство с религиозными догматами и обрядами. А. Ге характеризовал законодательство как выработанные государством “нормы общежития, санкционировавшие рабство”.
При характеристике классовой роли законодательства, наряду с констатацией буржуазности законов при капитализме, остро критическими замечаниями о нищете и фактическом бесправии народных масс и праве на произвол буржуазного государства, отмечалась специфическая роль законов для формального продления существования различных социальных групп, исчерпавших себя экономически.
Концепция Льва Черного развивала идеи классического анархизма о классообразующем значении государства и законодательства, обращая внимание на сложное взаимодействие политики, права с эволюцией классов. Рассматривая понятие, клас-
Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России – М., Форум-М, 1994. – С.290
сификацию и эволюцию классов, сословий и социальных группу он приходил к выводу, что “сословия – это мертвые подклассы… предыдущей исторической эпохи”. Юридическая надстройка продлевает жизнь подклассов после того, как они экономически сходят с исторической сцены. Законодательство, по Л. Черному, выступает важным элементом в механизме исторической инерции, “амортизируя” последствия исторического прогресса в социальной жизни.
Теоретики постклассического анархизма, с рядом оговорок, отмечали отдельные аспекты позитивного значения законодательства: определенное “воспитательное и сдерживающее значение”, “некоторую пользу” “рабочего законодательства”, принятого под давлением рабочего движения, случаи “неглупого регулирования” законом “столкновений жизненных интересов” (но “не чаще одного раза на тысячу случаев”), позитивную “реформаторскую миссию” законодательства XVIII в. по разрушению “исторически сложившихся привилегий” и утверждению “естественного права человека”, историческую роль юридических норм в защите свободы личности “от посягательств родового начала” и т.д. Однако, положительное значение законодательства виделось или в прошлом, или как исключение. Поэтому “наилучшим законом” признавался тот, который отменяет другой закон, и “не лучшим, но все же хорошим” – тот закон, который “ограничивает те или другие “права” государственных органов” (например, о децентрализации управления промышленностью). Отмечалась историческая изменчивость законов. Высказывалась мысль о связи общей эволюции законодательства с эволюцией внутреннего мира человека, но подчеркивалось, что закон “бледно и несовершенно” отражает происходящие изменения.
Значительное место в литературе постклассического анархизма занимала критика нормативных правовых актов как формы права. Теоретики анархизма скрупулёзно фиксировали разнообразные недостатки законодательства как регулятора отношений в различных сферах общественной жизни. К основным недостаткам закона они относили: экономическое и политическое покровительство господствующим классам вплоть до “легализации их права на преступление”; негуманность, чуждость личности и пренебрежение волей лиц, на которых он распространяется; консервативность “мертвой буквы закона”, отставание его от жизни и противоречие прогрессу; неспособность закона как формы права отразить всю полноту жизни, его неточность и неясность; отрицательное влияние на общественное сознание, наличие “массовых заблуждений”, связанных с законом; утверждение психологии пассивности, “усыпление самодеятельности”; несоответствие нравственности, принижение личного достоинства, оскорбительность для общества, поскольку “все подозреваются в самых отвратительных преступлениях”, некомпетентность, ограниченность законодателя и его неспособность учесть будущее и т. д.
А.А. Карелин обосновывал порочность закона ссылками на исторически сложившееся его восприятие в общественном сознании. По его мнению, пословицы русского народа – “анархические пословицы”, “когда дело касается государства, закона или суда и только изредка в них проскальзывает буржуазная “мудрость” государственника, утверждающего, что “законы святы да исполнители лихие супостаты”.
Карелин писал также об аморальности такого принципа закона как “разрешено все, что не запрещено”. Поскольку, считал он, закон не способен охватить все отношения и не ставит своей задачей регулировать отношения с точки зрения нравственности, то он не должен давать своего рода индульгенцию всем безнравственным поступкам, не предусмотренным законом. Карелин подмечал один из моментов реального противоречия права и нравственности, но выпускал из виду, что данный принцип довольно успешно работает в сфере правового регулирования и не претендует на подмену собой нравственности.
Новым моментом в критике законодательства постклассическим анархизмом было распространение её на советские законы. При этом подчеркивалась их связь с насилием, произволом государства. Например, в редакционной статье “Нельзя молчать” проводилась мысль, что советское трудовое право “узаконивает” “всякого рода насилие и эксплуатацию рабочих государством”. А.А. Атабекян писал об отсутствии в советских законах последовательности и целесообразности. Во многих анархистских изданиях периода гражданской войны печатались протесты против расстрелов и института заложников.
Критикуя законодательство, анархисты делали вывод, что “все писанные законы в жизни, во-первых, излишни, а, во-вторых, ничего не значат”. Законы, шагающие “в ногу с жизнью”, признавались излишними, а отстающие от жизни или опережающие её – отрицательными явлениями. “Отстающие законы” тормозят развитие, а “забегающие вперед” – “в силу ограниченности человеческих знаний и, в особенности, ума самих законодателей, вырождаются в личный и партийный произвол…”.
В теории постклассического анархизма отрицание и критика законодательства сочетались с признанием необходимости права, трактуемого, однако, по-разному. Можно выделить следующие основные подходы теоретиков постклассического анархизма к пониманию права.
1. Индивидуально-психологическая концепция. Право рассматривалось как феномен сознания и воли индивида, который признавался единственным судьей своих поступков. Право понималось как мера индивидуальной свободы.
2. Социально-психологическая концепция. А.А. Боровой полагал, что помимо законодательства и санкционированного государством права “есть иное неписанное право, покоящееся на коллективной вере, коллективно выработанном убеждении в справедливости притязаний, как личности, так и общественного класса на полный продукт их творчества.
Каждый общественный класс имеет сознание своего права”. Источник права, по Боровому, – классовое правосознание. В сохранившихся в архиве Борового заметках к статьям и лекциям о государстве и праве, он отмечал, что “право не укладыв[ается] в триаду: обычн[ое] право, зак[оны], суд[ебная] практика”. Боровой писал о “самопроизвольном развитии права”.
Социально-психологическая концепция права отражена и в работах А.А. Карелина. “Под словом право, – писал он, – … понимается стремящаяся реализоваться массовая уверенность, что данные отношения людей должны сложиться таким-то, а не иным определенным образом”. Основы права, по Карелину, “лежат в коллективной массовой психологии”.
Л. Черный также исходил из того, что порядок в обществе поддерживается не властью – принудительной системой воздействия, а “правосознанием народа”.
С социально-психологической трактовкой права связана и интерпретация суда над Сократом в одном из ранних произведений А.А. Солоновича “Скитания духа”. Солонович привносил в отмеченную концепцию элемент нравственного и правового релятивизма. В отказе Сократа от побега он видел поступок человека, познавшего относительность справедливости закона и ограниченность её относительностью человеческого познания. Объектом закона, по мысли Солоновича, являются не конкретные реальные свойства, мысли, действия человека, недоступные для закона, а образ, представление о человеке в сознании окружающих. Человек наказывается за то, что о нем думают другие, за тот образ, который сложился в сознании окружающих. Сократ у Солоновича, размышляя о законе, замечал: люди “приговорили к смерти того, кто производит на народ впечатление безбожника…”. Солонович отмечал относительность и историческую обусловленность справедливости уровнем развития индивидуального и общественного сознания. Человек не может нести “знание не по силам”. Солонович полагал, что для свободной воли безразличны конкретные проявления добра и зла в силу их относительности, что она руководствуется прежде всего уровнем развития сознания, стремится к истине.
С точки зрения социально-психологического подхода представляет интерес статья без подписи “Этика и право” в анархистском журнале “Почин”. Поскольку, рассуждал автор, многие тысячи страниц законов люди не читали и не знают их, то что же тогда регулирует поведение людей? “Очевидно, что общественный строй поддерживается не государственными, а иными законами”, которые “присущи самому человеку, его психо-физиологии”. Психо-физиологические основы права признавались неразрывно связанными с нравственностью.
Психологические концепции права постклассического анархизма (индивидуально-психологическая и социально-психологическая) были созвучны идеям Л.И. Петражицкого, который в качестве основы права брал индивидуальную психику, и теории M А. Рейснера, связывавшего право прежде всего с сознанием социальных групп, классов. Анархическая психологическая теория права, как и психологическая школа права в целом, несколько упрощала такое многоаспектное явление как право. Сведение права к феномену сознания, психики не учитывало ряда других важных граней его природы, в частности того, что право – “объективно действующая, т.е. воплощенная в сети конкретных правоотношений и поступков, система норм, действительно определяющая отношения и поведения людей”. Анархическая психологическая теория права имела и специфический “ограничитель” методологического плана – ценностно-негативное отношение к закону как форме права.
3. Концепция права как меры затраченного общественно-полезного труда или ценностная концепция права обосновывалась в работах A.Л. Гордина. Рассматривая определение права немецкого юриста Рудольфа Иеринга (“Право есть защищённый интерес”), Гордин отмечал, что в нем “нет собственно определения, а есть лишь тавтология”, поскольку защищенный интерес останется правом лишь до тех пор, пока будет защищаться правовыми средствами. Понимание права E.H. Трубецким как “ограниченной свободы” признавалось справедливым в лучшем случае для прошлого, но не для будущего свободного общества, идеалом которого будет расширение свободы до бесконечности.
По Гордину, право относится к сфере “оборота поступков”, имеющих социальную ценность. Каждый же поступок содержит в себе элементы труда, усилий, затраты энергии и т.д. “Право, – писал Гордин, – есть общественно-необходимое и общественно-полезное над кем-нибудь совершенное насилие, то есть общественно-необходимый и общественно-полезный труд”. Насилие в данном случае он понимал как усилие, трату энергии, труд. По Гордину, право выступает как масштаб, мера затраченной энергии на совершение поступка, производства товара, продукта. Право регулирует “обмен, торговлю поступков”. “Право, – отмечал он, – есть тот общий модус для оборота поступков. Право есть социальная ценность, лежащая во всех поступках, которые находятся, которые циркулируют в нашем общительном обороте”. Право определялось также как “меновая ценность, которая реализуется без обмена в постоянном обороте. Право есть, если можно так выразиться, чековая пожизненная система для поступающих, для действующих лиц”. Появление института суда Гордин рассматривал как “национализацию торговли поступками” (самосуд – “частная торговля, индивидуальный обмен”). Возникновение такой формы права как закон он считал введением официальной цены поступков, отражающей так или иначе их ценность (само право).
В целом, оригинальная концепция Гордина – один из вариантов поиска решения по проблеме соотношения права и экономики. В марксистской теории права несколько позднее свой вариант “меновой” концепции предлагал Е.Б. Пашуканис, признававший, что правоотношения логически и исторически вытекают из меновых отношений.
4. Религиозно-нравственная концепция права толстовцев основывается на противопоставлении законам государственной власти нравственно-правовых императивов, согласующихся с соответствующими религиозными убеждениями. Регуляторами общественной жизни В.Г. Чертков признавал “требования совести”, “разумность и нравственную законность”. Рассматривая юридические науки как ложные, поскольку “они оправдывают насильнический характер жизни”, толстовцы исходили из того, что жизнь должна основываться на “общечеловеческих” началах “разума, совести и любви”. Признавались “неотъемлемые права каждого человека” на пользование произведениями своего труда, на жизнь и т.д. Считалось недопустимым убийство не только человека, но и животного, употребление “дурманов, водки, табака и др. и мяса”. В целом, концепцию права толстовцев можно рассматривать как одну из религиозно-нравственных разновидностей теории естественного права, имевшую определенные созвучия с трактовками соотношения права и нравственности у B.C. Соловьева, отчасти – П.И. Новгородцева.
Необходимо отметить, что правовая теория постклассического анархизма близка теории естественного права. Во всех анархистских концепциях права присутствуют элементы естественно-правовой трактовки права: признание естественных основ права, определённого набора неотъемлемых естественных прав, выделение различных уровней правового регулирования, включая естественно-правовой, и т.д. Л. Черный, признавая “высшей ценностью” в сфере права естественное право, отметил одну из характерных черт анархического правового сознания.
5. Концепция права как “техники социальных отношений”. Право понималось в этом случае как универсальное общечеловеческое средство оптимизации общения людей, соответствующее принципам анархизма. Эта трактовка права встречается в работах А.А. Солоновича. “… Право, – писал он в рукописи “Личность и общество”, – есть техника общественных отношений. Его задача – указать пути образования согласий и оптимальные формы их в зависимости от целей самих согласий”. Исторически, по Солоновичу, право тесно связано с моралью. В патриархальной родовой коммуне, орде, племени, клане они существовали как нечто единое, отсутствовало разделение обычая на право и мораль. В обществе, дифференцировавшемся на личности и личные эгоизмы, “отдельно существуют право и нравственность”. В будущей анархической коммуне, полагал Солонович, они вновь синтезируются, но “в нечто высшее” – “в нечто общее и в то же время сложное”. Право в человеческом обществе понималось как “техника” общения в дифференцировавшемся на личности обществе. Право рассматривалось и как средство, обеспечивающее, фиксирующее это новое качество в строении общества. Сложность социальных отношений и в то же время личностно-генетическая определённость права, по Солоновичу, ведут к “раздвоению” личности, наряду с реальной, живой индивидуальностью возникает и “фиктивная” – “юридическая личность”. Постепенно эти “призраки – юридические лица, отвлечённые понятия, абстрактные схемы, человеки с большой буквы…, благо грядущих поколений и т.д.” вытесняют реальную личность, подчиняют её и заставляют “преклониться перед великими, божественными фетишами”. Но на определенном историческом этане право не может обойтись без подобных средств регулирования сложных отношений. Таким образом, Солонович строил свою онцепцию права, исходя из реальных противоречий между индивидуальными и социальными, личностными и безличностными моментами в правовом регулировании. Однако к этой концепции не сводилось его правопонимание. По сути это было понимание одного из уровней права, являющегося, по Со-лоновичу, лишь моментом, частным случаем более общей концепции космического права.
6. Концепция космического права – одна из форм отмеченной выше космизации общественного сознания в России в начале XX в. Она развивалась в теории анархизма параллельно с космизацией политической теории.
К исходным идеям концепции космического права можно отнести: признание бесконечного прогресса человечества, сознания; обоснованную гипотезу о закономерности освоения космоса и космической роли человечества; идеи о многообразии форм сознания и жизни, о наличии общих законов развития Вселенной, о различных уровнях сознания и т. д.
Важным моментом в формировании космической политической и правовой теории анархизма явилось осмысление человечества как неотъемлемого, естественного элемента в складывающейся релятивистской модели Вселенной. Ранним мистическим анархизмом (Г.И. Чулков и др.) подчеркивалась относительность необходимости, динамичность “начала нормы” и определенная роль творчества личности как момента эволюции мирового процесса. Отмечалось значение внутренней связи (связей на уровне глубин внутреннего мира) для единения мира и регулирования отношений. Мистика, писал В.И. Иванов, – “сфера внутренней свободы”. Внешние нормы для мистика признавались необязательными или прямо враждебными. Позднее биокосмисты идею относительности необходимости и закономерности распространяли на космос, включающий человека как активный фактор космической эволюции. А.Л. Гордин определял свободу “как могущество, а не как отсутствие законов, мешающих мне действовать, поступать”. Политическое освобождение, новое развитие права связывались им с вступлением в планетарную фазу развития человеческой цивилизации. Постепенно ряд теоретиков анархизма приходили к идее, что принципы “анархического права” есть принципы космического права.
Биокосмисты (А. Святогор, П. Иваницкий, А. Ярославский) выдвигали идеи о праве человека на жизнь в космосе, на перемещение в бесконечном пространстве, на бессмертие. Значительный интерес в плане формирования концепции космического права представляют работы А.А. Солоновича.
В рукописи “Личность и общество” Солонович отмечал, что “проблема добра и зла совсем не решается в пределах жизни земли и жизни земной”. Эта проблема “разрешима только в размахе вселенной и только для того, кто познал в себе бытие бессмертной индивидуальности”. Солонович полагал, что человечество приблизилось в своем развитии к моменту формирования новой мировой религии, которая интегрирует все предшествующие. Но если три предыдущих “наиболее высоких мировых религии”, – Кришны, Будды и Христа – религии этические, то новая религия, необходимость утверждения которой возникла, будет “религией права”. Солонович считал, что эта новая религия (или учение) права позволит людям осознать себя членами “общечеловеческого коллектива”, принять ответственность “за все зло на земле”, интегрировать в единую правовую систему отношения в различных сферах бытия и на разных уровнях, соответствующих уровням не только сознания, но и подсознания, надсознания.
В другой, также неизвестной в литературе, работе Солоновича “Пандемонизм” (конец 1920-х – начало 1930-х гг.) отмечалось, что “социальная проблема… развертывается до космического вселенского масштаба”, что “лозунг “свобода, равенство и братство” становится мировым лозунгом”. “Разрешив социальную проблему у себя на Земле, – продолжал Солонович, – человек ставит её в её космическом значении и, таким образом, после достижения вершин Мировой Революции он видит перед собой ещё более высокие вершины “Преображения мира”. Религии этики переходят в религию права в масштабах уже вселенского размаха”.
Исходя из своего методологического релятивизма и философии мистицизма, Солонович полагал, что в бесконечной Вселенной право приобретает качественно новые свойства и выступает средством регулирования отношений между многообразными субъектами права, в которые он включал реальные, гипотетические и мистические проявления сознания и жизни. Космически поставленная “проблема права”, по Солоновичу, “задает задачу создать общество на основе свободы, равенства и братства из таких разнородных элементов, как люди, животные, растения, насекомые, минералы, духи планет и стихий и т.д.
Как установить гармонию в подобном многообразии – вот одна из величайших проблем будущего и настоящего”. По убеждению Солоновича, принципом космического права будет не гуманизм, а более общее интегрирующее начало, признающее ценность всех возможных проявлений жизни и сознания. Гуманизм он понимал как один из более частных моментов этого общего принципа.
Концепция космического права явилась качественно новым моментом в правовой теории анархизма. Несмотря на её фрагментарность, незавершенность, концепция представляет значительный интерес как одна из первых попыток осмысления новых проблем, вставших перед общественным сознанием в начале XX в. и предшествующая формирующимся во второй половине XX в. научным представлениям о космическом праве, метаправе.
При всем различии рассмотренных концепций права постклассического анархизма они имели один общий существенный момент – противопоставление права и закона, признание их принципиальной несовместимости. В этом заключался один из главных моментов преемственной связи классического и постклассического анархизма, а также отличие анархизма в целом от других концепций различения права и закона.
Завершая рассмотрение проблемы соотношения права и закона в постклассическом анархизме, отметим основные черты моделируемого им “анархического права”, которое должно, по мысли теоретиков анархизма, прийти в будущем на смену законодательству. К ним относятся: общечеловеческий характер права; всесторонняя свобода личности и ответственность за неё как основополагающий принцип;равенство всех членов общества; тесная связь права и нравственности; договорность и конвенциональность права (то есть действие его с согласия тех лиц, на кого оно распространяется), отсутствие государственных средств принудительного обеспечения норм права; вечность права и его бесконечное совершенствование, подвижность; отказ от принципа подчинения меньшинства большинству и учет интересов меньшинства и отдельной личности.
В целом гуманные и нравственные основы права будущего общества, предлагаемые теорией анархизма, оставались во многом утопическими гипотезами, проектами в условиях объективной необходимости государственно организованного общества. Теоретики постклассического анархизма, понимая в определенной мере утопичность анархизма, особенно после 1917 г., стремились избегать указаний о сроках осуществления анархистского идеала и относили его реализацию, как правило, в неопределенное будущее.
К формам права в обществе, в котором не будет законов и государства, теоретики постклассического анархизма относили обычное право,” договоры и “добровольные соглашения”, “советы-указания инициативных групп”, анархическое писанное право – “кодекс технико-правовых норм”, естественные права.
Предусматривались и определенные средства обеспечения норм “анархического права”. В их числе были различные меры общественного влияния и воздействия (от советов, замечаний, до исключения из общин, союзов, ассоциаций и т.д.), самодисциплина, самозащита, “состязание за право” в органах будущей общественной юстиции, дуэли вместо смертной казни. Допускалось (в крайних случаях) применение средств психиатрии вместо государственного принуждения по отношению к некоторым преступникам и т.д.
Таким образом, в постклассическом анархизме получило определенное развитие анархическое учение о праве, был выдвинут ряд новых для данного типа сознания идей, концепций, наметилось несколько вариантов подходов к пониманию права. Отражая в совокупности новый уровень развития правового сознания анархической ориентации, концепции права постклассического анархизма отличались определенной односторонностью.
Критика законодательства в постклассическом анархизме, несмотря на наметившийся более широкий подход к его оценке, оставалась несколько тенденциозной. Не всегда учитывалось, что различные свойства закона в многообразных, общественных отношениях могут проявляться неоднозначно. Недооценивался многогранный творческий потенциал закона как объективно необходимой исторически обусловленной формы права, значение и роль которой определяется системой экономических, социальных, политических, правовых, духовных факторов, всем историческим контекстом функционирования права. Интегрирующее и стабилизирующее значение закона в общественной системе также не вполне учитывалось. Отражая отдельные стороны правовой реальности, анархическое сознание нередко выпускало из виду другие моменты сложных и неоднозначных правовых явлений, их диалектики. Во многом это предопределялось ценностно-негативным отношением к закону.
Новые аспекты соотношения права и закона в постклассическом анархизме были связаны прежде всего с разработкой альтернативных концепций права как противоположности отрицаемому закону. В результате в анархических трактовках права и закона проявились две противоположные тенденции: 1) стремление более взвешенно и многопланово выяснить их соотношение, отметить относительное социальное значение закона; 2) углубление разрыва между правом и законом в анархическом сознании. В этом нашли выражение такие черты постклассического анархизма (и анархизма в целом) как противоречивость и утопичности.
Источник:Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России – М., Форум-М, 1994. – С.300
https://avtonom.org/freenews/pravo-i-zakon-v-teorii-postklassicheskogo-anarhizma